Разбуди меня
Шрифт:
Нет, так больше нельзя!
Он отбросил карту куда подальше и, устало запрокинув голову назад, закрыл глаза. Перед мысленным взором сразу всплыли картины вчерашнего дня в хронологическом порядке: очередная стычка с Малфоем, разговор с Гермионой в Хогвартс-экспрессе, заброшенный особняк, портрет родителей...
Он сжал ножку бокала с такой силой, что та треснула пополам. Стекло вонзилось в кожу, и по ладони потекла кровь вперемешку с виски, но Тео не чувствовал физической боли. Он был слишком увлечён своими душевными муками.
С каким бы непониманием, а порой и презрением он ни относился
Конечно, это было справедливо, ведь он умер в Азкабане, и Тео уже почти смирился с тем, что отец именно умер собственной смертью, а не был убит, в чём он был уверен поначалу. Тогда в нём говорила жажда мести, а теперь, спустя полгода, всё представлялось в несколько ином свете.
Но эта объективная справедливость не могла унять чувство злой досады, съедавшей его изнутри. Оба его родителя погибли из-за Волан-де-Морта, пусть не напрямую от его руки... хотя и это было спорным вопросом; из-за него же развалилась вся семья, и Тео остался один на всём белом свете, без дома и хоть какой-нибудь поддержки, зато с громкой фамилией и запятнанной репутацией.
Мать не верила в идеи Волан-де-Морта и поплатилась жизнью; отец колебался, то принимая сторону Тёмного Лорда, то вновь отрекаясь от него. Было очевидно, что над ним властвовал вовсе не Лорд, а простой страх — за себя, свою семью, своё будущее. И если мать, умерев, так и не отступила от своего мнения, то отец метался до самого конца. Наверняка в Азкабане его не раз допрашивали, и он, конечно, говорил то, что было угодно новому, послевоенному Министерству... Но сколько человек из числа допрашивающих были на самом деле рады победе светлых сил над тёмными? Немного. А ещё меньше было тех, кто поверил его словам.
А ещё были дементоры.
Скорее всего, они и лишили отца стимула жить дальше, высосав из него последние крохи надежды. К поцелую его не приговаривали, но дементоры, как известно, вполне могут действовать и без прямого контакта. Одно уже их присутствие рядом выхолаживало из души всё хорошее, что там когда-либо было...
Двери лифта открылись, и Тео оказался в пустом коридоре, пол и стены которого были выложены чёрной мраморной плиткой. Он медленно двинулся вперёд, прислушиваясь к каждому шороху и стараясь ступать как можно тише, но спустя некоторое время заметил, что не слышит даже собственного дыхания. Вокруг стояла звенящая тишина, и это показалось Тео странным, но сейчас некогда было думать об этом.
Сердце колотилось быстро-быстро, но так же ужасающе беззвучно. Тео шаг за шагом продвигался дальше по коридору. Он знал, что ищет что-то важное, но не мог вспомнить, что именно. Свет на конце палочки подрагивал — это от напряжения тряслась рука.
И вдруг в этой нереальной тишине раздался душераздирающий крик, полный боли и отчаяния.
Он узнал её голос сразу. И вся её боль мгновенно передалась ему.
— Не трогай её, мразь!
Он помчался по коридору, наплевав на прежнюю осторожность — она страдала, она нуждалась в его помощи... остальное было неважно. Поворот за поворотом, дверь за дверью — всё не то, он никак не мог найти Гермиону, а её крик становился
Тео с силой толкнул очередную дверь. Та поддалась на удивление легко, и он с разбегу влетел в большую комнату с множеством других дверей, расположенных по кругу. Крик уже был просто невыносимый, и Тео, не раздумывая, метнулся к двери, что была слева; он точно знал, что ему необходимо открыть именно эту дверь. Но его ноги не сдвинулись с места, они словно приросли к центру комнаты, не давая сделать ему ни шага. Он попытался освободить себя заклятием, попробовал руками оторвать хотя бы одну ногу от пола — всё было безрезультатно. Гермиона кричала всё жалобнее, её хриплый голос ослаб, она звала его, своего единственного спасителя, а он стоял тут, приклеенный к чёртовому мрамору, и ничего не мог сделать.
Крик прекратился так же внезапно, как начался, и где-то совсем рядом послышался холодный голос, от звука которого даже бесшумное сердце перестало биться.
— Твоя грязнокровка сейчас сдохнет, Теодор! И я хочу, чтобы ты слышал её жалкие предсмертные вопли!
Тео снова рванулся с места, но не устоял и рухнул как подкошенный на мраморный пол, слыша последние отчаянные крики любимой, которая всё ещё надеялась, что он придёт и спасёт её...
— Авада Кедавра!
Зелёная вспышка озарила круглую комнату и погасла. Раздался короткий вскрик, который почти сразу заглушил ядовитый смех — сначала тихий, а потом зазвучавший всё громче, громче, громче...
Тео вскинул голову так резко, что защемил шейный позвонок, но, не обращая внимания на боль, тут же вскочил на ноги. Пошатываясь и плохо понимая, что сейчас реально, а что нет, он бросился к окну, щурясь от яркого солнца, бросающего блики на такой же ослепительно-белый снег, выпавший ночью.
Гермиона.
Одной рукой он схватил палочку, другой — пальто из шкафа, попутно наступив на обломок бокальной ножки, и, наплевав на то, увидят его маглы или нет, трансгрессировал прямо из номера на улицу, где находился дом Грейнджеров.
Он плюхнулся в сугроб посреди детской площадки, и несколько игравших в снежки малышей обалдело уставились на непрошеного гостя, прилетевшего словно с неба.
— Мама, мама, это Санта? — закричал кто-то из них.
Тео выбрался из сугроба, наспех отряхиваясь и мысленно матеря самого себя за тупую опрометчивость.
Ещё бы на голову кому-нибудь свалился, идиот, вообще было бы прекрасно.
Он уже собирался исчезнуть с площадки, пока его чудесного падения не заметил никто из взрослых, как вдруг один мальчик ухватил его за рукав пальто и требовательно пропищал:
— Санта, а где же мои подарки?
Тео недовольно скрипнул зубами, но взял себя в руки и постарался ответить как можно дружелюбнее:
— Я немного ошибся дымоходом, дружище. А подарки были вчера, разве нет?
И пока мальчик не сообразил, что на это ответить, псевдо-Санта перепрыгнул через забор, отгораживающий площадку от дороги, и скрылся в неизвестном направлении.
Я должен её увидеть. Я должен знать, что с ней всё хорошо.
Тео шёл так быстро, что едва успевал смотреть на номера домов; в голове всё смешалось, и он никак не мог понять, был ли этот кошмар сном или...