Разные оттенки смерти
Шрифт:
Гамаш улыбнулся, снова перевел взгляд на страницы:
– Это еще не все. «Разбиваются сердца. Умирает любовь». – Он неторопливо закрыл книгу, снял очки. – Это вам о чем-нибудь говорит?
Сюзанна протянула руку, и Гамаш отдал ей книгу. Она открыла ее на закладке, просмотрела страницу, улыбнулась:
– Мне это говорит, что она перешла к девятому этапу. – Она вернула книгу Гамашу. – Вероятно, читала этот раздел. На этом этапе мы просим прощения у людей, которым нанесли вред. Наверное, она для этого сюда и приехала.
– А что представляет собой девятый этап?
– «Принесение
– Таким людям?
– Тем, кому мы нанесли ущерб нашими действиями. Она приехала сюда, чтобы извиниться.
– «Умирает любовь», – сказал Гамаш. – Вы думаете, она приехала поговорить с Кларой Морроу? Чтобы… как вы это говорите… покаяться?
– Может быть. Здесь, кажется, было немало людей искусства. Она могла приехать сюда, чтобы извиниться перед любым из них. Она многих оскорбила.
– Но неужели кто-то стал бы делать такое?
– Вы это о чем?
– Если бы я хотел искренне извиниться, то я не стал бы делать это на вечеринке.
– Это верно сказано. – Сюзанна глубоко вздохнула. – Есть еще кое-что, и мне не очень хотелось это признавать. Я не уверена, что она и в самом деле достигла девятого этапа. Не думаю, что она прошла все предыдущие.
– Это имеет значение? Их нужно проходить по порядку?
– Вас ни к чему не принуждают, но в определенном порядке это явно легче. Что бы случилось, если бы вы с первого курса университета перешли сразу на пятый?
– Вероятно, у меня ничего не получилось бы.
– Вот именно.
– Но что значит «не получилось» в данном случае? Вас бы не выкинули из АА?
Сюзанна рассмеялась, хотя было видно, что ей не смешно.
– Нет. Послушайте. Все этапы важны, но девятый, вероятно, самый щекотливый, самый напряженный. Фактически на этом этапе мы впервые взаимодействуем с другими людьми. Берем на себя ответственность за то, что сделали. Если же мы делаем это неправильно…
– Что тогда?
– Можем принести еще больше вреда. Другим и себе.
Она остановилась, чтобы понюхать куст сирени в полном цвету на краю тихой дороги. И, как показалось Гамашу, чтобы дать себе время подумать.
– Прекрасно, – сказала она, отрываясь от пахучей сирени и оглядываясь, словно только теперь увидела эту хорошенькую деревеньку. – Я бы могла здесь жить. Тут можно построить хороший дом.
Гамаш ничего не ответил, полагая, что она готовится к какому-то откровению.
– Наша жизнь, когда мы пили, была очень непростой. Настоящий хаос. В какие только неприятности мы не попадали. Просто ужас. А здесь то, чего всем нам хотелось, – вот такого тихого места под ярким солнцем. Но с каждым днем, прожитым в пьянстве, мы уходили от этой мечты все дальше и дальше.
Сюзанна посмотрела на маленькие коттеджи вокруг деревенского луга. На их крылечки и сады перед фасадом с пионами, люпинами и розами в цвету. С собачками и кошечками, нежащимися на солнце.
– Мы жаждем обрести дом. После долгих лет войны со всеми окружающими, с самими собой мы хотим одного – мира.
– И как вы его находите? – спросил Гамаш.
Он больше, чем кто-либо другой, знал, что мир, такой
– Ну, для начала мы должны найти самих себя. Мы потерялись где-то на жизненном пути. И стали бродить кругами в алкогольном и наркотическом тумане. Мы все больше и больше удалялись от своих истинных «я». – Она снова посмотрела на него и улыбнулась. – Но некоторые из нас все же находят путь назад. Из чащи. – Сюзанна перевела взгляд с умных карих глаз Гамаша, с деревенского луга, с домов и магазинов на лес и горы, окружающие их. – Пьянство – это только часть проблемы. Это болезнь чувств. Восприятия. – Она несколько раз постучала себя по виску. – У нас искажается видение, мыслительный процесс. Мы это называем мозгодурью. Это влияет на наши чувства. И я могу вам сказать, старший инспектор, что изменить наше восприятие очень трудно. И страшно. Большинство на это неспособны. Но немногим везунчикам удается. А сделав это, мы обретаем себя. – Она огляделась. – Находим свой дом.
– Чтобы изменить сердце, приходится изменять голову? – спросил Гамаш.
Сюзанна не ответила. Она просто продолжила разглядывать деревню.
– Занятно, что здесь не работают сотовые. И вот сколько мы уже ходим, а ни одна машина не проехала. Интересно, внешний мир знает, что здесь находится эта деревня?
– Это невидимая деревня, – ответил Гамаш. – Ее нет ни на одной карте. Сюда каждый сам находит путь. – Он посмотрел на свою собеседницу. – Вы уверены, что Лилиан и в самом деле бросила пить?
– О да. С ее первого собрания.
– И когда это было?
Сюзанна задумалась на секунду:
– Месяцев восемь назад.
Гамаш произвел подсчеты в уме:
– Значит, она пришла в АА в октябре. Вы не знаете почему?
– Вы хотите знать, не произошло ли чего в ее жизни? Нет. У некоторых – вроде Брайана – случаются всякие ужасы. Мир распадается на части. Они разваливаются, как Шалтай-Болтай. У других все тихо, почти незаметно. Разрушение происходит внутри. Вот это-то и случилось с Лилиан.
Гамаш кивнул:
– А дома у нее вы когда-нибудь были?
– Нет. Мы всегда встречались в кафе. Или у меня.
– Вы видели ее картины?
– Нет. Она мне сказала, что снова стала писать, но я ничего не видела. Не хотела.
– Почему? Я подумал, что вам, тоже художнику, это было бы интересно.
– Мне и было интересно. Боюсь, я слишком любопытна. Но мне казалось, это не приведет ни к чему хорошему. Если я увижу прекрасные работы, это может вызвать у меня зависть, а это уж совсем ни к чему. А если ее работы – дрянь? Что я должна была ей сказать? Так что нет, я не видела, чем она занимается.
– Неужели вы и в самом деле могли бы завидовать своему подопечному? Это не похоже на те отношения, которые вы описывали.
– Я говорила об идеале. Я к нему близка, как вы, несомненно, заметили. Но мне еще предстоит проделать определенный путь. – Сюзанна рассмеялась над своими словами. – Это мой единственный недостаток. Зависть.
– И любопытство.
– Два моих недостатка. Зависть и любопытство. И еще я не терплю возражений. Боже мой. Нет, я в самом деле полное дерьмо. – Она рассмеялась.