Развод в 45. От любви до ненависти
Шрифт:
Припарковав машину, замечаю фигуру на крыльце.
Не верю своим глазам. Карина собственной персоной.
В висках тут же начинает пульсировать.
Бросаю взгляд в зеркало дальнего вида, поправляю макияж и выхожу.
– Что ты здесь делаешь?
– холодно бросаю, оказавшись в нескольких шагах от мерзавки.
– Мама, меня выгнали из института. Вернее…порекомендовали взять академический отпуск, - говорит так, будто между нами не было кошмарного скандала. Будничным тоном.
– Ты
– И долго ты будешь мстить? Скажи честно, нажаловаться преподам – твоя идея?
– Оригинально, - хмыкаю.
– Судишь по себе? Мне, знаешь ли, не доставляет удовольствия гадить людям. Есть дела и поважнее. Но у тебя, вижу, нашлось время, чтобы изуродовать квартиру, которая, к слову, стоит немалых денег. Полегчало?
– прищуриваюсь.
Карина краснеет.
– Я была зла.
– А-а-а… то есть это повод? Значит, можно громить чужое жильё. Миленько. Может, пояснишь, откуда ко мне столько ненависти? С Константином в постель по этой же причине прыгнула? От обиды и ярости?
Глаза дочери вспыхивают.
– Нет! Я люблю его!
– топает ногой.
– Любишь? Боже, какая прелесть. Двадцать три года, взрослая девушка, а ведешь себя, как избалованный ребенок. Дико наблюдать за тем, что вытворяешь. Признаться, даже сейчас гадаю: не плеснет ли Карина в лицо кислоту? А, может, пырнет ножом? Хотя… возможно, просто придушит. Представляешь? Я всерьез считаю, что моя дочь, девочка, которую я родила, желает сжить свою мать со свету, и это, поверь, самое страшное в жизни.
– Давай войдем в дом, поговорим, - глухо произносит.
Я качаю головой.
– Нет. Ты не будешь здесь жить.
– И где мне быть?
– визгливо ощетинивается.
– Обратись к тому, на кого меня променяла. Спешу порадовать: я подала на развод. Теперь у вас с Костей больше нет преград на пути к счастью.
Она вздрагивает.
– Отчим не хочет быть вместе, не желает давать деньги, не готов на сожительство. Я в полном отчаянии. Еще и стипендии лишили, - смахивает несуществующую слезу.
– Актриса из тебя так себе. Беру слова обратно, - усмехаюсь.
– Уходи, меня ваши проблемы не касаются, - указываю в сторону ворот.
– Выгоняешь собственную дочь?
– шипит.
– Именно.
Карина заходится криком:
– Монстр! Самый настоящий! Ты заслужила все то, что происходит! Заслужила!
– Ну вот, наконец-то истинное лицо. Скажи, как тебе удавалось его прятать столько лет?
– вскидываю бровь.
Из последних сил я стараюсь не сорваться, не перейти на крик, не расплакаться.
Карина ужасна. Она предательница. Но все-таки моя плоть и кровь. И дьявольски трудно оставаться каменной.
– Ты никогда меня не любила.
– Всегда считала обузой, соперницей. Завидовала молодости и красоте.
Я моргаю, не сразу осознавая смысл сказанного.
– Что?
– Признайся, что ревновала к мужу. Боялась, что уведу твоего успешного красавца. Давай, скажи правду хотя бы раз, - голос сочится ядом.
– Годами мечтала от меня избавиться, потому что я была лишней. Папа говорил, что вы с Костиком скооперируетесь и рано или поздно – вышвырнете из дома. Он не ошибся!
Делаю шаг вперед.
– Не неси бред. Я любила тебя — слышишь? Ни секунды не считала обузой. Откуда эта чушь? Я не пустила бы в свою жизнь ни одного мужчину, если бы он хотя бы словом тебя обидел. Всегда думала о вас с Кристиной, о вашем комфорте. Какая, к черту, ревность? Окончательно рехнулась? В самом страшном сне я не могла представить, что дочь способна позариться на моего супруга.
– Ну, вот, нет твоего Костика. В чем проблема? Устранили. Почему не впускаешь в дом, для чего от меня отказываешься?
– У тебя в голове манная каша. То, что ты сделала, непростительно. Не трать мое время и не трепи нервы. Бери свой трофей. Пользуйся. Но заставить Константина жить с тобой, любить — не в моих силах. Когда-нибудь поймешь, - продолжаю, глядя прямо в глаза, - что мужчины приходят и уходят. А самое главное в жизни — семья. Надеюсь, свою ты построишь с чистой головой. Без этих опилок, которые неизвестно каким образом заполнили мозг. Я не чувствую за собой вины, Карина. Нет. Как мать — любила тебя всей душой, доверяла, гордилась… и не сделала ничего, чтобы заслужить удар в спину, - заканчиваю.
– Давай помиримся. Мне очень плохо. Я не справлюсь одна, мама. Не смогу. Хочешь довести меня до самоубийства? Куда мне идти? Что делать?
– игнорирует монолог.
– Об этом нужно было думать раньше. Прости, но выглядишь жалко и фальшиво. Еще вчера – разрезала диван, который вместе выбирали, сыпала проклятьями, а сегодня – прости?
– У вас с Костей план, как свести меня с ума?
– кричит, срываясь на визг.
На мгновение жалею, что оставила мать в торговом центре. Сейчас бы ее поддержка не помешала.
– Мне пора. Я не готова слушать эту ахинею.
Прохожу мимо.
– Впусти меня! Это и мой дом тоже!
– Карина бросается к ручке.
Резко отталкиваю ее ладонь.
– Нет. Мосты сожжены. Забудь о том, что у тебя есть мать. Её ты променяла на похоть и грязь. Плевать на Костю, но не плевать на бесчеловечную подлость. Я искренне желаю тебе счастья. И прошу: успокойся. Такими темпами скоро окажешься либо в тюрьме, либо в психушке. Возьми себя в руки.
Захлопываю перед носом дочери дверь.