Развод в 50. Муж полюбил другую
Шрифт:
Ахмет встает, делает шаг ко мне, потом останавливается, словно не уверен, что делать дальше. Я поднимаюсь ему навстречу, и он неловко обнимает меня. Чувствую тепло его тела, запах дорогого одеколона и что-то еще — знакомое, родное, то, что не меняется с годами. Мой мальчик. Каким бы взрослым он ни был, для меня он всегда останется тем ребенком, которого я учила ходить, держа за ручки.
— Спасибо, — шепчет он мне в волосы, и я чувствую, как к горлу подкатывает ком.
После ухода Ахмета долго смотрю в окно. За стеклом жизнь идет своим чередом — люди спешат по делам, машины движутся в потоке, солнце
А где-то там, за океаном, начинает новую жизнь Рамазан.
Эта мысль приходит внезапно, и я вздрагиваю, словно от удара. Протягиваю руку к чашке с остывшим кофе, но пальцы дрожат так сильно, что я боюсь разлить его. Делаю глубокий вдох, стараясь успокоиться.
Вчера дети рассказали, что он уехал в Америку. С Зумрут и их еще не родившимся ребенком. Решил начать все с чистого листа, где его никто не знает, где не будет косых взглядов и шепота за спиной. Здесь слишком многие осуждают его за то, что бросил жену после тридцати лет брака.
За то, что бросил меня.
Не могу сказать, что эта новость меня не задела. По телу пробегает волна холода, желудок сжимается, словно в судороге. Что-то внутри по-прежнему сжимается при мысли о бывшем муже. Но боль уже не такая острая. Скорее тупая, ноющая, как старая рана в непогоду. Как колено, которое я повредила десять лет назад, катаясь на лыжах, и которое теперь предсказывает дождь лучше любого метеоролога.
Он будет отцом. Снова. В пятьдесят лет.
Эта мысль вызывает странную смесь эмоций — горечь, обиду, но и какое-то отстраненное любопытство. Интересно, каким отцом он будет сейчас? Лучше, чем был для наших детей? Тридцать лет назад он был слишком занят строительством бизнеса, чтобы проводить время со старшими сыновьями. Мурад однажды сказал мне, что до сих пор помнит запах одеколона отца, который появлялся, когда тот заходил поцеловать их перед сном — уже спящих.
А что буду делать я? Чем наполню свою жизнь?
Собираю бумаги, закрываю ноутбук. Солнце уже клонится к закату, заливая кабинет оранжевым светом. Пора заказывать такси и выезжать за детьми в аэропорт, а еще купить по дороге букет цветов для моей прекрасной Лейлы. Младшие сегодня прилетают из Лондона, где были на собеседовании в университетах. Мурад и Ахмет тоже должны выбраться на встречу.
Улыбаюсь своим мыслям. Может быть, в этом и есть ответ? Моя жизнь — это мои дети. По крайней мере, сейчас.
В цветочном магазине долго выбираю букет, перебирая пионы — от нежно-розовых до глубоких бордовых. Их аромат наполняет мои легкие, вызывая воспоминания о саде моей бабушки, где такие же цветы росли вдоль дорожки к дому. Наконец выбираю пышный букет — розовые и белые пионы, перевязанные атласной лентой. Лепестки шелковистые на ощупь, нежные.
Аэропорт встречает
Телефон вибрирует уже когда стою в терминале аэропорта с букетом шикарных пионов, которые так любит моя Лейла: "Мама, встречай, мы с Фаридом вернулись!" — сообщение от Лейлы заставляет меня улыбнуться. К горлу подкатывает ком нежности и гордости. Мои дети. Мои самые главные достижения в жизни.
— Успели, мам? — раздаются за спиной знакомые голоса.
Оборачиваюсь, а там старшие сыновья, тоже с букетами пионов — Мурад держит нежно-розовые, а в руках Ахмета — ярко-малиновые. Мы знаем предпочтения Лейлы. В горле перехватывает от неожиданной нежности. Воздух внезапно кажется густым, насыщенным, его трудно втянуть в легкие.
— Мои хорошие, — только и могу выдавить из себя, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Мурад, всегда более эмоциональный из двух старших, обнимает меня, осторожно, словно боится сломать. От него пахнет свежим одеколоном и кожей его куртки. Ахмет стоит рядом, переминаясь с ноги на ногу, но затем тоже присоединяется к объятию. На мгновение меня окутывает тепло их тел, и я чувствую себя защищенной, как не чувствовала уже давно.
— Смотрите, вот они! — восклицает Мурад, первым заметив Лейлу и Фарида, идущих к нам через зал прилета.
Лейла, увидев нас, ускоряет шаг, почти бежит, ее длинные волосы развеваются за спиной. Солнечные лучи из высоких окон аэропорта создают вокруг нее золотистый ореол. Фарид идет следом, улыбаясь своей спокойной улыбкой и тащит чемоданы за двоих. Моя девочка бросается мне на шею, обнимает так крепко, что я едва могу дышать. Ее волосы пахнут самолетом и какими-то новыми духами — цветочными, незнакомыми.
— Мама, мы так скучали! — Лейла целует меня в щеку, ее глаза сияют. — Ты не представляешь, как там круто! В Лондоне весна, все цветет!
Фарид подходит спокойнее, обнимает меня более сдержанно, но я чувствую, как его руки крепко сжимают мои плечи.
— Привет, мам, — говорит он тихо. — Хорошо выглядишь.
Мое сердце переполняется любовью и гордостью. Они все здесь, все четверо, мои дети. Мое богатство, которое никто не сможет отнять. Внезапно понимаю, что улыбаюсь — широко, искренне, всем лицом. Впервые за долгие месяцы эта улыбка не требует усилий.
Глава 18
Дом наполняется смехом и разговорами. Воздух вибрирует от множества голосов, и я чувствую, как напряжение последних дней медленно отпускает мои плечи, уступая место теплой волне, разливающейся по телу. Давно забытое чувство умиротворения, словно шелковое покрывало, окутывает меня.
По дороге домой младшие в красках описывали старшим свою поездку в Лондон. Их голоса сливались в мелодичный поток, от которого у меня слегка кружилась голова, но это было приятное головокружение. Я ловила каждое слово, каждую интонацию, впитывая их воодушевление. Пальцы сами собой теребили шелковый шарф на шее — нервная привычка, оставшаяся со школьных лет.