Развод. Между нами только ненависть

Арская Арина

— Оля… — мама медленно выдыхает, — ты отдала деньги цыганке?

Я киваю.

Я жду криков, что я дура и что безмозглая курица, но мама шокированно молчит. Я превзошла саму себя.

— Господи, — мама встает и выходит из комнаты, — я уже и говорить ничего не буду. Это бесполезно.

Закрываю глаза и прячу лицо в ладонях. Когда я перестану позориться? Почему я такая тупая? Почему этот жестокий мир продолжает и продолжает бить меня?

Может, меня акушерки уронили вниз головой несколько раз?

—

Что опять? — слышу голос сына.

— Не забивай голову, — тихо и устало отвечает мама, и я кожей чувствую ее материнскую досаду.

Быть такой глупой простительно лет в пятнадцать, но не в пятьдесят, когда я сама уже стала бабушкой.

Над такими женщинами всегда смеялись и будут смеяться.

В комнату заглядывает Дима. Хмурится на меня и ждет от меня подробностей, но как я могу ему признаться в том, что пошла и продала по дешевке подарок его отца, а после была обманута цыганкой? Для любого подростка такое материнское признание станет разочарованием в матери, как в родителе и как в человеке.

Какой позор. Боже мой.

— Ясно, — фыркает Дима, не дождавшись от меня ответа на его требовательный взгляд и уходит.

Не мать, а позорище.

Смахиваю слезу со щеки и закусываю губы до острой боли.

Я хочу позвонить Марку.

Хочу пожаловаться ему и на ломбард, в котором выкупили серьги меньше чем за двадцать процентов стоимости, и на цыганку. Хочу поплакать в трубку, хочу услышать его хриплое «Разберемся, Оленька. Не кипишуй» и хочу вновь почувствовать его защиту и покровительство, но, увы, я больше не его жена, за которую он порвет и ломбард, и цыганку, и весь мир.

Он даже не позвонил мне после моих тупых книжулек, к которым я не притронулась, а я ждала. Ждала его жестокой насмешки и угроз, что он может повторить все горячие сцены, но, видимо, мама права. Он понял, кто я есть, и окончательно потерял ко мне интерес.

И Фаина, вероятно, грамотно воспользовалась ситуацией. Я кинула дом, исчезла из поля зрения Марка, и она перетянула на себя его внимание, а затем, глядя со стороны на наш брак, на меня, на мое поведение с ним, мой муж осознал, что я не имею никакой ценности. Я ее потеряла.

Так оно и бывает. Женщина пропадает с радаров мужчин, и они приходят к двум диаметрально противоположным выводам: либо он не может жить без этой женщины, либо она — привычка и балласт.

Вздрагиваю, когда у меня на коленях вибрирует телефон. Может, Марк? Но нет. Незнакомый номер. Прикладываю смартфон к уху и тихо говорю:

— Алло?

— Здравствуйте, Ольга. Я адвокат вашего мужа Фролов Максим, — голос ровный и холодный, — хотел уточнить, вы свободны завтра в одиннадцать часов утра? Я планирую подъехать с документами на развод.

Глава 34. Внимательно

слушаю

Стук в дверь кабинета и молчание.

— Кто? — устало спрашиваю я. — Фаина?

Она очень любит эту игру, в которой она стучит в дверь и ждет приказа «Заходи».

Ее возбуждают мои приказы.

А моя почти бывшая женушка клала большой и толстый на мое право уединения и личного пространства: всегда врывалась без стука, требовала немедленного внимания и очень не любила, когда запирался.

Очень обижалась, и этих обид в последнее время было слишком много: не так как-то посмотришь и все, надулась, нахохлилась и ждет извинений.

Короче, сейчас-то я понимаю, что меня разводили на дорогие извинения через путевки в отпуск, украшения, нишевую парфюмерию, огромные букеты, туфельки, сумочки…

— Нет, босс, — отвечает голос Валеры, — это мы. Я и Ванька.

Ванька мычит.

— Что там у вас? — откидываюсь назад.

Заходят.

Ваня решительно шагает к столу. Размещает по центру стола пачку пятитысячных купюр и сверху аккуратно кладет знакомые серьги-сердечки. Почти лям за них отдал, чтобы получить от своей женушки благодарный поцелуйчик в ухо и шеи. Ах да, еще потерлись носиком о висок.

— Что это?

Ваня оглядывается на Валеру, который со вздохом поясняет:

— Ваша жена сдала серьги в ломбард, а после отдала деньги цыганке.

— Так, — устало говорю я.

Я никак не реагирую на эту очаровательную известие. Что же, для меня не новость, что Оля не знает ценности ни подарков, ни денег.

— Ну… — Валера хмурится, — мы решили, что это неправильно. Серьги забрали… И деньги… — чешет затылок. — Мы, короче, даже в плюсе оказались, — улыбается. — Как-то так.

Скидываю серьги на стол и пересчитываю. Продешевила.

Ну, ничего удивительного. Поднимаю взгляд на парней:

— То есть у меня могут быть проблемы с владельцем ломбарда и каким-нибудь местным цыганским бароном? — возвращаю деньги на стол, не спуская взгляда с Вани и Валеры.

Цыгане очень неприятные. Всех этих попрошаек, гадалок крышуют отвратные личности, с которыми я старался никогда не иметь дел. Мне противно, а Оленьке была западло даже деньги отдавать в грязные руки.

Гипноз?

Он в принципе позволила с собой заговорить бессовестной швали, а мне придется объяснять цыганскому боссу, что не ту бабу решили облапошить.

— Не стоило лезть, да? — спрашивает Валера. — Косяк, да?

— Косяк, — тяну я и закидываю ноги на стол.

Закрываю глаза.

Значит, решила продать именно те серьги, которые были подарены лично мной. Понимаю, деньги нужны, но могла бы начать с тех украшений, которые ей были подарены на наши юбилеи посторонними людьми. Теми людьми, с которыми я веду бизнес. Они тоже дарили золото с драгоценными камушками.