Развод. Между нами только ненависть
Шрифт:
— Это не свидание, — строго заявляю я, но мой голос на последнем слоге все возмущенно дрожит, — а… ну… деловая встреча?
— О деловых встречах я не отчитываюсь, — хмыкает Марк.
— А о свиданке бы со мной перед Фаиной отчитался?
Все. Я потеряла контроль. Я это понимаю по вспыхнувшему огоньку самодовольства в глазах Марка.
Я хотела его пристыдить, а все пришло к тому, будто я сейчас напрашиваюсь на секретное свидание с ним.
Как у него это получилось?
Мне лучше молчать, а то потом мне останется
— Ну… — он неожиданно подается в мою сторону, и я с трудом удерживаю себя от того, чтобы не отпрянуть, — если стоит вопрос о свиданке, Оля, то перед тем, как мне тебя позвать на нее, то я ведь должен отказаться от Фаины, — щурится, — а иначе ты, как гордая и сильная женщина, откажешь мне. Вот и выходит, что мне не придется ни перед кем отчитываться.
— Я тебе все равно откажу, — в гневе щурюсь я.
— Так я и не зову, Оля, — он обнажает зубы в хищном пугающем оскале.
Он сейчас без труда может взять и поцеловать меня. Против воли, игнорируя мои крики, борьбу и слабые удары кулаками.
Я прям вижу себя и Марка в роли книжных героев из тех сюжетов, которые на долгое время забрали меня у мужа, но… мы не на страницах книги, на которых одержимый мужик теряет голову от запаха той самой женщины.
Забавно, когда Марк был только моим и когда я могла его обнять, поцеловать, погладить, то я не хотела его.
А теперь… я сижу рядом и думаю о его руках и губах, вкус которых я уже забыла. Он стал для меня запретным плодом, и я возжелала его.
Это неправильно.
Отворачиваюсь от Марка и поглаживаю переносицу и спинку носа. Марк все также внимательно следит за мной. Изучает, как хищник жертву.
Нет. Он не будет хватать, зажимать, насиловать и затыкать рот сухой горячей ладонью.
Я задела его мужское любопытство. Выбилась из роли испуганной слюнявой Оли, которая сбежала из дома и бросила сына, и теперь он должен понять, что конкретно во мне изменилось.
Как-то он сказал мне, что для мужчин исследование женщины, ее повадок, ее настроения уже, по сути, прелюдия.
Как давно это было. На одном из первых свиданий, и я тогда была ошарашена мужской мудростью в его-то юные двадцать лет. После этих тихой и хриплой я его долгие взгляды воспринимала уже как ласку, от которой становилось жарко и голова кружилась. Он раздевал меня глазами, целовал, гладил…
Я забыла о тех словах, а сейчас они всплыли, и я краснею, как краснела тогда, тридцать лет назад.
Похоже, я многое забыла о своем муже и о себе, и заменила нашу жизнь жизнями и страстями выдуманных людей.
— Ты столько золота на себя надела, чтобы барона впечатлить? — хмыкает Марк. Слышу в его голосе легкую провокацию, от которой в животе мягко тянет. — Я откуда-то знаю, что они уважают мужчин, — смотрю нам Марка с вызовом, — у которых жены осыпаны золотом. Я все еще твоя жена. Для тебя это безвкусица, возможно, но для барона…
— А я не говорил ни слова
Глава 41. А потом?
Зря я напросилась с Марком к цыганам. Хотела показать, какая я сильная и смелая, но вышло так, что я сижу рядом с расслабленным Марком красная, пристыженная и молчаливая.
Ему понравилась моя легкая дерзость?
Что это, блин, вообще было?!
Как я допустила такую ситуацию, в которой я едва могу дышать и вся нагрелась, как печка.
Я даже сама чувствую, как от меня расходятся волнами жар и смущение.
— Откуда ты столько знаешь про цыган? — интересуется Мрак.
Машина сворачивает с шоссе на узкую дорогу, что ведет в сторону одного из пригородных поселков: крепкие кирпичные дома, красные крыши, высокие каменные заборы.
Кортеж из черных внедорожников мрачно следует за нами.
— Без понятия, — сдавленно отвечаю я.
Опять замолкаем.
Напряжение растет, даже Валерий за рулем начинает нервничать. Каждые три минуты почесывает шею и тихо постукивает по баранке.
На несколько секунд закрываю глаза и благодарю себя за женскую предусмотрительность: я надела под белье ежедневную прокладку. Без нее на платье могло бы проступить влажное пятнышко.
Глупо отрицать.
Я возбудилась от вибрирующего тембра Марка, его смеха, его взглядов, его провокаций и особенно от его слов, мне идет золото и дерзость.
Какая я слабая дура.
Наша машина и кортеж медленно въезжают на центральную улицу поселка. Движемся мимо домов. Из калиток выглядывают чернявые детки, испуганные смуглые чернобровые женщины.
Впереди дорогу преграждает тощий скрюченный старик: седой, глаза впали, нос длинный с выразительной горбинкой, глубокие черные морщины и кустистые брови. Валера с недовольным вздохом тормозит.
Дедок вскидывает к небу кулак, орет в нашу сторону неразборчивые ругательства на своем грубом языке и плюет под ноги.
К нему выбегает молоденькая девчушка в зеленой водолазке и черном сарафане, кидает испуганный взгляд на нашу машину и тащит старика прочь.
Красивая такая. Оливковая кожа, черные большие глаза и толстые косы.
Старик еле шаркает ногами.
— И вот это было Вороном, — печально и разочарованно вздыхает Валера.
Я недоуменно смотрю на Марка. О каком Вороне идет речь?
— Половину жизни провел на зоне, а другую половину, — Марк хмыкает со смесью уважение и брезгливости, — грабил, убивал, пытал, вырезал целые семьи…
Марк замолкает, когда мои глаза округляются до последнего предела.
— Ты сама спросила, — приглаживает волосы, — но этот старичок, который сейчас и имени своего не помнит, был своего рода легендой.