Развод. Между нами только ненависть

Арская Арина

Глава 46. Поговори с ним

— Я разлюбила тебя! — криком повторяю я и замолкаю, тяжело дыша.

Марк лишь немного щурится.

Я не знаю, чего от него ожидала после моего злого и отчаянного признания, но не этого издевательского прищура, которым он мне говорит «Что и требовалось доказать».

Слышу, как за моей спиной пищит домофон, скрипит дверь тугими петлями и воцаряется гнетущая тишина. Лишь ветер с шелестом пролетает над головой. Я медленно оборачиваюсь.

Я вижу сына.

Вижу

его разочарованное лицо, которое заострилось под светом тусклого настенного фонаря над подъездной дверью. Я понимаю по его взгляду, что он все слышал, и мое сердце отбивает несколько быстрых ударов и замедляется в отчаянии.

Сын не должен слышать того, что мать разлюбила его отца. Особенно в таком нежном возрасте, когда можно убить всю веру в семью, девочек, любовь и в то, что человеку нужен человек.

Димка и так колючка, а теперь риск того, что он решит не жениться, ведь на его глазах разрушился крепкий брак его родителей, возрос критически.

— Дима… — моя ярость резко затухает. — Почему ты не спишь?

Господи, я не могла придумать более глупого вопроса. Попробую еще раз.

— Что ты тут делаешь?

— Я хочу домой, — он торопливо спускается по ступенькам крыльца и разъяренно шагает мимо меня.

Он в домашних футболке, штанах и тапочках. Спустился, видимо, чтобы подслушать наш разговор с Марком или предотвратить ссору.

— Вернись к бабушке, — Марк хватает его за плечо и мягким рывком разворачивает к себе. — Не бузи.

— Да что мне тут делать? — Дима отмахивается от него.

Нескладный, неуклюжий и злой. Я хочу кинуться к нему, обнять и прижать к себе, но ведь оттолкнет, огрызнется и убежит.

Я его окончательно разочаровала.

— У нас с тобой уговор, Дима, — Марк недобро щурится. — Через пару дней вернешься домой.

— Я не хочу быть тут, — шипит Дима. — Какая разница, сейчас вернусь домой или потом, а?

Я опять гениально подыграла Фаине. Теперь Димка вряд ли кинется с кулаками на ее сына и будет отстаивать свое лидерство над другим подростком, ведь его агрессия в сторону новой женщины отца и ее ребенка была подпитана надеждой, что у его мамы однажды включатся мозги.

Увы.

У его мамы нет мозгов.

И что я делаю?

Правильно! Я просто беру и ухожу. Плетусь прочь, признавая свое поражение, в котором я потеряла не только мужа, но и сына.

— Ты, мать твою, серьезно, Оля?! — гаркает на меня Марк. — ты куда поперла?

— К маме, — оглядываюсь. — Что ты от меня хочешь теперь?! — повышаю голос.

Марк переглядывается со злым Димкой, который фыркает и вновь предпринимает попытку отойти к машине.

Марк опять его хватает за плечо и грозно приказывает:

— Стопэ.

— Ему терять тут больше нечего, — киваю со слезами на Димку. — Зачему ему тут быть?! Пусть идет!

— То есть мне надо тебе объяснить, что тебе сейчас делать с твоим же сыном? — Марк

крепко удерживает Димку, который пытается вырваться из его захвата с рыком. — Ты опять убегаешь? Опять просто тупо истеришь, как испуганная малолетка?!

— Да! — кричу я. Димка аж испуганно замирает. — Я не знаю, что с ним делать! — вскидываю руку в сторону сына. — Не знаю! Он здоровый лось! Он считает меня дурой! — набираю в легкие воздуха и рявкаю. — Кринжовой дурой! Он меня стесняется!

— Поговорить, Оля! — разъяренный возглас Марка летит в ночное небо. — ты должна с ним поговорить! Как мать! По-го-во-рить! — повторяет по слогам, а после дает оплеуху Димке, который хочет его оттолкнуть, — с этим оболтусом надо поговорить! Марш к бабушке!

— Он не будет со мной говорить! — взвизгиваю я. — Уткнется в свой телефон!

Пока Димка растерянно очухивается от воспитательной оплеухи, Марк его рывком притягивает к себе и мрачно приказывает, — пойдешь и поговоришь с мамочкой.

— Не хочу!

— А придется.

— Отвали.

— Я тебе сейчас так отвалю, что мало не покажется, Дима…

Дима перебивает его ударом лба по носу под мой испуганный визг. Я слышу уже знакомый влажный хруст хрящей.

Мрак резко отшатывается, и я вижу на его губах и подбородке ручейки крови, что кажется сейчас в ночи черной.

— Ты обалдел?! — кидаюсь к Димке и оттаскиваю его от Марка, который отворачивается и с матами ощупывает нос. — Ты что творишь?!

— Батюшки! — слышу крики мамы, которая кидается ко мне и Димке. Она рывком отнимает его у меня и тащит к подъезду. — Вот засранец! — хватает его за ухо. — На отца родного!

— Ба, отвали!

— Бессовестный! Я тебе ремнем по жопе дам! — затаскивает в подъезд.

Дверь со скрипом за ними закрывается.

Марк с хрустом вправляет нос, глухо рычит в ладонь и запрокидывает голову:

— Вот же психованный…

Кровь стекает по шее и по кадыку, а я стоя и не шевелюсь, прикрыв рот пальцами.

— Тебе все равно придется с ним поговорить, — вытаскивает из нагрудного кармана платок, аккуратно прижимает его к носу и шагает к машине. — Ему будет полезно знать, что женщины умеют презирать тех, кого любили.

— Марк… — всхлипываю я. — Он мне этого не простит.

— Меня ждет свой разговор с ним, — не оглядывается, — но только после твоей беседы с ним.

Глава 47. Наша дура

Растерянно наблюдаю за тем, как машина с Марком уезжает. Шуршание шин об асфальт затихает в ночи, и я остаюсь одна у крыльца маминого дома.

Вот что со мной не так?

Как я посмела позволить себе признаться в том, что разлюбила Марка? Нельзя такое говорить женщине. Надо стоять на своем, биться за ложь, в которой жена — это милая любящая дурочка. Отстаивать ее, ведь если в женщине нет любви, то она ничего не стоит.