Разъяренный
Шрифт:
— Мы с Мелани так скучали по твоей жене, Реми, — быстро говорю я, садясь.
Перемена происходит мгновенно: его голубые глаза сверкают, на щеках появляется ямочка, и я вижу, как он убирает руку со спинки стула и опускает её на шею Брук.
— Это она велела тебе так сделать? — спрашивает меня Ремингтон своим рокочущим голосом, его глаза мерцают, пока он ласкает её затылок.
— Что? — уточняю, отвлёкшись.
Он улыбается и, не переставая глядеть на меня, запускает пальцы в волосы Брук поглубже, и я почти слышу, как Брук мурлычет.
— Моя
— Да! — смеётся Брук, но он двигается очень быстро для такого крупного мужчины и успокаивает её поцелуем. В губы.
Они целуются целую секунду. Без языка, но стиснув друг друга в объятиях — как будто нас с Маккенной здесь нет. Руки Реми ложатся на затылок Брук, её руки скользят вверх по его шее.
— Ты этого хотела? — спрашивает затем Ремингтон, нежно глядя на жену сверху вниз.
То, как властно они смотрят друг на друга, и то, как он начинает потирать её губу подушечкой большого пальца, вызывает у меня внутреннюю боль. Меня охватывают острые, жгучие ощущения, и, когда Маккенна берёт за руку, я виню его за то, что умираю от желания. Виню за то, что из-за этого чувствую себя ещё грязнее, похотливее и опустошённее. Маккенна переплетает пальцы с моими, наполняя мою грудь чем-то, что я боюсь почувствовать снова.
Мне следовало бы отодвинуться, но на самом деле я хочу, чтобы он был ближе. Мне нужно, чтобы он был ближе. Потому что у меня могло бы быть с ним так же. У нас могла бы быть семья. Я наблюдаю, как Ремингтон смеётся над признанием Брук, что это она велела мне его спровоцировать, и начинает сам её дразнить, утверждая, что ей самой нравится к нему приставать. И в этот момент Маккенна наклоняет мою голову к своей в присущей только ему собственнической, сексуальной манере.
Серебристые глаза ловят мой взгляд.
— Приятно узнать, что у тебя есть сердце, — шепчет он с нежным взглядом и ещё более нежной улыбкой, и я с трудом могу вынести, что он это заметил. — Это не делает тебя слабой, детка. Это делает тебя человеком.
— Я не была запрограммирована на то, чтобы испытывать чувства. Это просто не было закодировано на моём жёстком диске, — вру я, изо всех сил стараясь вернуться к своему сварливому, обороняющемуся «я».
— Ну, а как вы двое познакомились? — спрашивает Брук, и когда я вспоминаю, что согласилась позволить ей подколоть Маккенну в ответ, хочется застонать, но вместо этого решаю ответить за нас обоих. Просто чтобы убедиться, что мы остаёмся на безопасной территории.
— В школе. Раньше мы встречались тайком, — бормочу я.
— Тайком? Почему? — недоумевает Брук, и она искренне возмущена.
— Отец Маккенны попал в тюрьму, — тихо говорю я, снова и снова переворачивая ложку на кухонном столе.
— О нет, — говорит Брук, широко раскрыв глаза, — и твоя мама…
— Это она его туда отправила, — заканчивает за неё Маккенна, его голос не выдаёт никаких эмоций.
Тишина.
— Извини, мужик, — говорит Ремингтон.
Он тянется к руке Брук, и теперь они оба
— Сколько тебе было лет, когда это случилось?
— Семнадцать. Это уже не имеет никакого значения.
— Пан, — шепчет Брук, её внимание возвращается ко мне в полную силу. — Всё это время ты знала его и не сказала ни слова. И он пел о тебе!
Громко рассмеявшись, Маккенна протягивает руку и с очаровательной, притягательной ухмылкой, которая сводит меня с ума, забирает лежащий рядом со мной нож.
— Пожалуйста, даже не упоминай об этом. У неё есть… возражения против этой песни.
— Потому что это ложь!
Маккенна со стоном закатывает глаза.
— Значит, это был ты, — со смехом говорит ему Брук. — Человек, которого мы все хотели повесить за то, что он разрушил её жизнь.
— Не надо, Брук, — предупреждаю я.
— Она страдала из-за меня? — спрашивает Маккенна, его голос становится хриплым, как это иногда бывает, когда он спрашивает обо мне. Он кажется сверхзаинтересованным, его хищный, волчий взгляд светится в полную силу.
— Не надо. Нет! Брук, ничего не говори.
— Нет, она не грустила, — признает Брук, скривив губы. — Она сходила с ума от злости.
— О, она правда всегда злится на меня, — соглашается Маккенна.
Я недовольно вздыхаю и хлопаю себя ладонью по голове, но, в конце концов мы все взрываемся смехом.
? ? ?
ПОСЛЕ УЖИНА мы расстаёмся, и когда возвращаемся на парковку, глаза Маккенны мрачнеют.
— Тебе нравится, да?
Дерзкий взмах его брови меня удивляет.
— Прости?
— Нравится? Заставляешь меня ревновать.
— Что ты имеешь в виду? То, что я наблюдала за Ремингтоном? — Я смотрю на тротуар на другой стороне улицы. — Такие отношения у всех моих друзей, и это вызывает у меня любопытство, но я такого не хочу. Мне это не нужно. Я хочу всю жизнь оставаться независимой, — лгу я.
— Твой нос только что вырос примерно на пару сантиметров, — тихонько посмеивается он.
— Отлично. Я могу этого хотеть, но не думаю, что получу… Тебе этого не понять.
— Почему? Я понимаю. Знаешь, я тоже хочу чего-нибудь нормального.
Я так удивлена, что останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.
— Ты хочешь жену? У тебя и так долбаный гарем.
— И что? Я хочу, чтобы когда-нибудь у меня была жена.
Мимо нас проходит пожилая пара, и я смотрю на их переплетённые руки, морщинистые от старости, но всё ещё держащиеся друг за друга.
И они даже не разговаривают, будто знают друг о друге всё, что им нужно.
Внезапно в моей голове проносятся воспоминания о прогулках с Маккенной, когда мы не могли держаться за руки, потому что нас могли увидеть, и новая мысль дразнит меня, умоляет выяснить, не по этой ли причине он сейчас так решительно настроен всё время держать меня за руку. Когда ведёт машину. Когда мы в ресторане. Даже после того, как мы потрахаемся.