Разъяренный

Эванс Кэти

Чувствую себя… разрушенной.

Я обманываю себя, что ненавижу его, но я не испытываю к нему ненависти. То, что я чувствую к нему, неизменно и неудержимо. Ничего в моих чувствах к нему не изменилось — изменились другие чувства. Раньше я была в восторге от любви к нему. Я чувствовала себя цельной, взволнованной, счастливой оттого, что была полна ожиданий. Потом он ушёл, и я возненавидела чувство любви. Это разъедало меня, разъедало изнутри, преследовало. И вот я здесь, думая, что могла бы найти успокоение, деля с

ним постель. Поцелуи. Узнавая больше о нём и о том, что он делает. Мне это слишком нравится.

Я не могу обманывать себя, обвиняя его в своих ошибках. Не могу обманывать себя, обвиняя его в том, что я не могу его забыть.

Мой гнев был маскировкой. Но теперь он сорвал с меня маску.

И я… Люблю… Его.

До сих пор. Всегда любила и всегда буду любить. Я люблю этого мужчину — этого бога рока — так же сильно, как барабанщик любит игру на барабанах. Но мне ясно, что мы никогда не сможем быть вместе, даже если произойдёт чудо, и он сможет полюбить меня в ответ и быть верным только мне. Даже тогда это никогда не сможет сработать.

Никогда.

Он не в курсе, он не имеет ни малейшего представления. Но я-то знаю.

— Ты не можешь получить всё, — шепчу я, молясь, чтобы он не услышал дрожь в моём голосе. — Ты всё это уже забрал. Ты забрал всё, и теперь мне больше нечего отдавать.

— Послушай меня, — тихо говорит Маккенна приказным тоном, заставляя меня поднять взгляд на него, на его лицо, выражающее непреклонную решимость. — Женщина, которую я вижу сейчас, — не ничто, она — всё. Всё. Ты тоже сломала меня, Пинк. Мы… оба сломаны.

Он лезет в карман джинсов, и я удивлённо моргаю, когда вижу кольцо, которое он протягивает.

Его кольцо-обещание.

Это кольцо-обещание?

Что ты мне обещаешь?

Себя.

В желудке скручивается тугой узел, когда я вижу знакомое кольцо из жёлтого золота с крошечным бриллиантом в центре, удерживающимся шестью закрепками и словно умоляющим о внимании.

— Не надо, — шепчу я.

Он сжимает челюсти.

— Пандора, я оставил тебя не потому, что хотел этого. Я ушёл, потому что был вынужден.

— Нет. Неправда.

— Я, блядь, был вынужден. А если ты мне не веришь, то можешь пойти и спросить свою мать.

— Что? — Слёзы застилают глаза. — Какое она имеет ко всему этому отношение?

— Она никогда не хотела, чтобы мы были вместе, детка. Уверен, для тебя это не новость.

— Это совсем не значит, что ты должен был дать ей больше власти над нами, чем она уже имела надо мной.

— У неё была власть над моим отцом. Над его приговором. — Его лицо становится каменным, а голос — жёстким от ярости. — Она предложила сократить ему срок, если я оставлю тебя

в покое. Она сказала мне, что я не стою и минуты твоего дня, потраченного впустую на размышления обо мне. Я пообещал ей, что вернусь за тобой, чёрт возьми, я сказал ей, что буду достоин дочери любой женщины, особенно её дочери. Я ждал только одного — когда мой отец отбудет свой срок. Я много лет планировал вернуться к тебе, Пандора!

— Нет! Маккенна, ты хоть понимаешь, что говоришь?!

— Я говорю тебе правду.

— Мне нужно позвонить маме, — внезапно решаю я. Грудь вот-вот разорвётся от боли, которую причиняет копание в нашем прошлом. — Мне нужно поговорить с мамой. — Я добегаю до угла и поднимаю руку, чтобы поймать такси. Маккенна кричит мне вслед:

— Какого хрена ты делаешь?

Когда такси с визгом останавливается, я забираюсь внутрь и захлопываю дверь, мой мир рушится.

— Поехали! Сейчас же.

Маккенна вскидывает руки верх и машет, но машина с визгом проносится мимо, и мне кажется, но я не уверена, что вижу, как он произносит одними губами: «Какого хрена?».

Я близка к разгадке, и говорю себе, что я её разгадаю. Что когда вернусь домой, то хорошенько поплачу, даже если мне понадобятся месяцы или годы, чтобы прийти в себя. Но сейчас я не могу сломаться. Не тогда, когда мне необходимо узнать правду.

У моей матери есть свои недостатки. Она резкая, это правда. Склонна к гиперопеке, но…

Я не могу понять, как она могла так с нами поступить.

Разлучить нас.

Использовать свою власть.

Заставить меня испытать ту же боль от предательства, которую она испытала после того, как стала известна правда о романе моего отца.

Спустя какое-то время нахожу себя у открытой двери Лайонела. Я даже не реагирую на Оливию, которую вижу на кровати позади него.

— Я отказываюсь. От контракта. Всё кончено. Я верну тебе деньги.

— Что?.. — Он оглядывается на Оливию, крутит замок, чтобы дверь за ним не закрылась, и выходит, одетый лишь в гостиничный халат. — Что, чёрт возьми, он сделал?

Меня захлёстывает волна желания его защитить.

— Дело не в Маккенне. А во мне, ясно? Так что, какую бы сделку вы с ним ни заключили… пожалуйста, просто выполни её. Мне сейчас очень нужно уехать домой. У тебя ведь уже есть какие-то материалы. Спроси Ноя, он застукал нас целующимися в самолёте. И как мы дурачились в машине. Я уверена, он поймал нас, когда… мы смотрели друг на друга. И когда мы были заперты в кладовке, он, наверняка, тоже слышал звуки наших поцелуев. Но, пожалуйста, — умоляю его, и мне на это плевать, — я больше не могу здесь находиться. В контракте есть пункт, в котором говорится, что я могу от него отказаться заявив, что выплачу всё до последнего цента. Я так и делаю. Я отказываюсь. Я ухожу.