Разыскания истины
Шрифт:
Между тем в душе необходимо должны быть страсти, чувства или какие-либо иные особые модификации, а потому приходится покориться неизбежности, и из этих же самых модификаций следует извлечь средства к уменьшению внимания. Но нужны большое искусство и осмотрительность в применении этих средств, дабы извлечь из них некоторую пользу. Нужно хорошо исследовать, насколько эти средства нам необходимы, и пользоваться ими лишь постольку, поскольку принуждает нас к тому необходимость быть внимательным.
ГЛАВА III
Как можно пользоваться страстями и чувствами,
Страсти, к которым можно с пользою прибегать, чтобы побудить себя к исследованию истины, — это те страсти, что дают силу и мужество преодолевать труд, неизбежный при напряжении внимания.
469
Есть дурные страсти и страсти хорошие; хорошие, как например желание найти истину, желание быть просвещенным настолько, чтобы управлять собою, чтобы стать полезным ближнему и т. п.;
дурные или опасные, как например желание приобрести известность, желание создать себе некоторое положение, стать выше равных себе и другие, еще более порочные, о которых нет необходимости говорить.
В том жалком состоянии, в каком мы находимся, часто наименее разумные страсти наиболее влекут нас к исследованию истины и больше услаждают нас в трудах, чем страсти, самые праведные и разумные. Так, тщеславие волнует нас гораздо более, чем любовь к истине, и мы постоянно видим, что люди усердно прилежат к учению, если находят кому сообщить свои знания, и, обратно, совершенно бросают занятия, как скоро не находят никого, кто внимал бы им. Смутное представление своего рода славы, которая окружает их в то время, когда они излагают свои воззрения, поддерживает их мужество даже в самых скучных и сухих занятиях. Если же случайность или необходимость заставляют их расстаться с маленьким кружком своих почитателей — их пыл тотчас остывает;
самые основательные науки и те не имеют более прелести для них;
ими овладевает отвращение, скука, тоска, и они все бросают. Тщеславие брало верх над их природною леностью, и леность, в свою очередь, берет верх над любовью к истине; ибо тщеславие противится лености иногда, леность же почти всегда побеждает любовь к истине.
Однако страсть к славе может иметь благую цель; приобретенною известностью можно пользоваться во славу Бога и на пользу другим, и, быть может, некоторым лицам позволительно в известных случаях прибегать к этой страсти, как средству сделать разум внимательнее. Но ею должно пользоваться только тогда, когда разумные страсти, о которых мы говорили выше, недостаточны, и когда по обязанности мы должны заниматься предметами, нам противными. Во-первых, потому, что эта страсть очень опасна для совести; во-вторых, потому, что она незаметно вовлекает нас в вредные занятия, дающие, хотя и блестящие с виду, но далекие от пользы и истины результаты;
наконец, очень трудно бывает управлять ею, и она часто обманывает нас; поэтому, желая просветить свой разум таким путем, рискуют лишь усилить гордость, не только развращающую сердце, но также погружающую разум во мрак, который невозможно рассеять.
Ибо мы должны принять во внимание, что эта страсть возрастает, усиливается и незаметно утверждается в сердце человеческом; когда же она становится достаточно сильной, то вместо того, чтобы помогать разуму в разыскании истины, она поразительно ослепляет его и заставляет даже думать, что вещи таковы, какими он желал бы их видеть.
Несомненно, не было бы стольких ложных изобретений и мнимых открытий, если бы люди не ослеплялись страстным желанием
30«
470
казаться изобретательными. Ибо твердое и упорное убеждение, например, некоторых лиц в том, что они нашли вечное движение или квадратуру круга и удвоение куба путем простой геометрии, очевидно, возникло в них вследствие сильного желания показать, что они сделали то, чего тщетно добивались многие.
Следовательно,
Для того, кто научился находить удовольствие в пользовании разумом, кто сознал пользу этого, кто отрешился от сильных страстей и получил отвращение к чувственным удовольствиям, — которые, если слишком предаваться им, всегда бывают властелинами или, вернее, тиранами разума, — нет нужды в других страстях, кроме вышеупомянутых, чтобы стать внимательным к предметам, о которых он хочет размышлять.
Но не таково состояние большинства людей; они находят удовольствие только в том, что трогает чувства; это они понимают и в этом изощрены. Их воображение извращено бесчисленным множеством глубоких отпечатков, вызывающих одни ложные идеи, ибо они принимают близко к сердцу, что подлежит чувствам и воображению, и судят всегда по впечатлению, получаемому от них, т. е. по отношению к ним. Гордость, разврат, ложное чувство долга, тревожное желание создать состояние — желание столь обычное в светских людях — затемняют в них созерцание истины и заглушают чувства благочестия, удаляя их от Бога, который один может просветить нас, как Он один может управлять нами. Ибо мы не можем усиливать наши связи с чувственными вещами, не ослабляя той связи, которую мы имеем с истинами умопостигаемыми, потому что мы не можем быть тесно связаны одновременно с вещами столь различными и столь противоположными.
Итак, тот легко может иметь общение с Богом и быть внимательным к истине, чье воображение чисто и непорочно, я хочу сказать, чей мозг не наполнен глубокими отпечатками, привязывающими его к видимым вещам; такой человек может обходиться без помощи страстей. Но если люди принадлежат к большому свету, привязаны к слишком многим вещам, если воображение их совершенно загрязнено темными и ложными идеями, вызванными в них чувственными предметами, то они не могут прилежать к истине, раз их не поддерживает какая-нибудь страсть, достаточно сильная для того, чтобы противостоять гнету тела, увлекающему их, и для того, чтобы образовать в мозгу отпечатки, способные отвлечь жизненные духи. Однако так как всякая страсть сама по себе может только
471
спутать идеи, то страстями должно пользоваться лишь поскольку того требует необходимость, и все люди должны изучать самих себя и соразмерять свои страсти со своими слабостями.
Найти средства возбудить в себе желаемые страсти нетрудно. Знание связи души с телом, которая была объяснена в предыдущих книгах, дает тому полную возможность; ибо для этого достаточно мыслить со вниманием о предметах, которые, согласно порядку природы, могут вызвать страсти. Таким образом, почти всегда можно породить в своем сердце нужные страсти; но если почти всегда можно породить их, то не всегда можно заглушить их и исправить тот вред, который они причиняют воображению. Итак, страстями следует пользоваться очень умеренно.
Особенно следует стараться судить о вещах не согласно страсти, а согласно ясному созерцанию истины, чего почти невозможно соблюсти, когда страсти бывают сильны. Страсть должна бы только возбуждать внимание; но она всегда вызывает свои собственные идеи и живо побуждает волю судить о вещах, согласно своим идеям, затрагивающим ее, а не чистым и абстрактным идеям истины, ее не затрагивающим. И часто мы составляем суждения столь же преходящие, как страсти, потому что они вызваны не ясным созерцанием неизменной истины, а циркуляцией крови.