Реабилитация. Путь к выздоровлению
Шрифт:
ПИТЕР: Конечно! Ты думаешь, что никто из христиан не верит в эволюцию?
ДЖЕНЕЗИС: Нет… я… извини. Но ты веришь в ад?
ПИТЕР: Да. Ты веришь в Бога?
ДЖЕНЕЗИС: Не уверена.
ПИТЕР: Агностик?
ДЖЕНЕЗИС: Да. Это проблема для тебя?
ПИТЕР: Это твой вопрос?
ДЖЕНЕЗИС: Да.
ПИТЕР: Нет.
ПИТЕР: Почему ты не рассказала мне, как твоя мама оказалась в больнице?
ДЖЕНЕЗИС: Я думала, мы не станем углубляться.
ПИТЕР: Ты не должна отвечать.
ДЖЕНЕЗИС: У нее была плохая реакция на некоторые
ПИТЕР: На какие?
ДЖЕНЕЗИС: На новые успокоительные. Они думали, что она пыталась покончить с собой. В какой-то момент я тоже на секунду так подумала. Элли нашла ее. Мама не делала этого. Но не так-то просто вытащить кого-то из психушки.
ПИТЕР: Ничего себе. Тяжело.
ДЖЕНЕЗИС: Да уж, нелегко.
ПИТЕР: Надо думать.
ДЖЕНЕЗИС: На самом деле, сейчас очень напряженное время.
ПИТЕР: Согласен с тобой.
ДЖЕНЕЗИС: Что насчет тебя?
ПИТЕР: А что насчет меня?
ДЖЕНЕЗИС: У тебя есть такой, как бы это сказать... багаж?
ПИТЕР: Так я сказать не могу, но я не идеален.
ДЖЕНЕЗИС: Это то, чего ты хочешь?
ПИТЕР: Это твой вопрос?
ДЖЕНЕЗИС: Да.
ПИТЕР (Взяв ее руки через стол): Да. Очень.
(Свет гаснет. Конец сцены).
ВОЗМОЖНЫ СУДОРОГИ
Я по снегу тащусь в Саут-Поинт, где живет Питер. Летом это легкая прогулка, но сейчас мне кажется, что я пытаюсь пробить барьер, сквозь который мне не следует проникать. У меня все горит. Разрывается. Толкает вперед. В морозном холодном воздухе меня окружают пузырьки крови, наполненные жаром. И вот стою возле белого забора, окружающего идеальный маленький дом Питера и его совершенную маленькую семью. Я смотрю на тени, отраженные в окне его комнаты. Я не вижу его грузовика, припаркованного снаружи, но все равно подхожу к входной двери.
Открывает младший брат Питера. Сейчас он выше меня, вытянулся за осень. Его грязные светлые волосы торчат сзади, будто он лежал на спине. Он выходит ко мне на крыльцо, держа дверь приоткрытой чуть позади него, и смотрит из стороны в сторону, избегая взгляда со мной.
— Привет, Джимми.
— Привет.
— Твой брат дома?
Он опускает глаза и смотрит на свои голые ноги, которые, должно быть, замерзли на улице.
— Нет.
Я стараюсь заглянуть ему за спину.
— Клянусь! Сама можешь посмотреть!
Он распахивает дверь шире, и я вижу телевизор. На экране какое-то шоу экстремальных видов спорта. На журнальном столике разбросаны снеки. Огромная серая кошка сидит на спинке дивана, облизывая лапы. Она останавливается и смотрит на нас с застывшей в воздухе лапой.
— Где он?
Все, что Джимми может сделать, это встряхнуть головой и прикрыть дверь обратно.
— А ваша мама дома?
— Нет, я один. — Он снова распахивает дверь. — Серьезно!
— Где твоя мама?
Я чувствую себя частным детективом или типа того. Пытаюсь сломить этого бедного
— Вообще-то, она работает.
Работает. Занятая миссис Сейдж с ее пропагандистским сообществом и церковными группами, с ее благотворительными вечерами и обедами. Работа. Питер всегда говорил мне, что у меня узкий взгляд на нее: она на самом деле делала много хорошего для общества, а я была слишком жестока с ней. Я жестока с ней? Забавно.
— Что сегодня?
— Волонтерство.
— Где?
— Эсбери-Парк, — он глубоко дышит и смотрит вниз, в пол. — Джен, я буду скучать по тебе.
— Скучать по мне?
Я понимаю, что означают его слова, и не знаю, смогу ли вынести, услышав это именно от Джимми Сейджа. И все же я пересиливаю себя.
— Мне жаль, что он так поступает.
Мне хочется выжать из этого парня все ответы. Настоятельно потребовать, чтобы он рассказал то, что мог подобрать из подслушанных разговоров или, возможно, даже то, что Питер сказал непосредственно ему. Но я просто спрашиваю:
— Не мог бы ты сказать мне, где он?
— Этого я не знаю, но... — и это последнее «но» он тянет, будто падает с обрыва. Н-о-о-о-о-о-о-о-о…
Может, мы падаем вместе.
— Что «но»?
Со стороны я могу показаться спокойной, но уверяю вас, когда прыгаю с этой скалы и теряю высоту, в моей груди нарастает безумное давление.
— Я знаю, что он с Ванессой.
И я падаю в холодную, твердую грязь.
Джимми неловко и свободно обнимает меня. Мне не хочется признаваться, что приехать сюда было плохой идеей. До того, как я подошла к этой двери, у меня было тело. Теперь же я — месиво из поломанных костей.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за руку. Я оборачиваюсь.
— Дженезис?
— Да?
Он делает еще один глубокий вдох, а затем говорит:
— Элли когда-нибудь вернется домой?
— Не уверена в этом, Джимми.
Джимми отбрасывает этот ответ, будто он знал, что я отвечу именно так. А потом выпрямляется.
— Я скучаю по ней.
Я помню, как оба они были странными научными детьми, которые собирали жуков и изучали их. Они были так взволнованы, когда нашли американского жука-нефтяника. Они оба получили волдыри от какого-то химического вещества, которое эти жуки выделяют при раздражении.
— Она очень счастлива в городе с бабушкой и дедушкой.
Он кивает.
— Думаю, я тоже был бы счастлив.
— Так много тараканов нужно изучить.
— Знаешь, тараканы могут жить неделями без головы? — говорит он, улыбаясь мне во весь рот.
— Это отвратительно.
— Может быть, в следующий раз, мама отвезет меня в Музей Естественной Истории, и я увижу ее.
— Возможно.
Я скучаю по Элли. Скучаю по тому, как она думала, что пончики пахнут муравьями, и как она никогда не хотела чистить зубы, и как она всегда хотела смотреть старые детективные фильмы вместо мультиков.