Ребёнок для бывшего

Рей Полина

– Может, и впрямь помочь с врачом? У меня есть приятель, ручаюсь за него.

Помотав головой, я посмотрела на Матвея с благодарностью.

– Спасибо… Если вдруг что, мы обязательно обратимся. А так у нас здесь есть на примете хороший.

– Понял.

Мы замолчали. Стояли друг рядом с другом и не произносили ни слова. Странно, но даже тишина рядом с Сибиряковым казалась мне чем-то уютным, не вызывающим дискомфорта.

– Я пойду, наверное, - наконец, нарушив молчание, сказал Матвей.

Я тут же закивала, чувствуя

себя при этом дурацким китайским болванчиком.

– Конечно… И спасибо большое за всё.

Сибиряков вышел в прихожую. Быстро оделся и, уже взявшись за ручку на двери, повернулся ко мне:

– Если вдруг снова нужно будет спустить кого-нибудь с лестницы, обращайся.

Он сверкнул в полумраке белозубой улыбкой, после чего вышел, оставив меня наедине с собой. Что ж… Это был весьма эмоциональный день. И его остаток я собиралась провести в тишине и покое.

Часть 7

«Приготовь для меня комнату. Через два дня буду», - прочитала я сообщение в Вотсапп и поняла, что моим планам сбыться не суждено.

Это писала мама, которая, судя по всему, решила навестить нас с дядей Женей. Внезапно. Особенно учитывая тот факт, что мы с нею виделись в последний раз бог знает когда.

«Что-то случилось?» - задала я нейтральный вопрос, покоробленная и тоном, и подачей.

Мама отдавала распоряжения так, будто мы с дядей жили в её личном королевском дворце.

«Ты явно в курсе, что мой брат собирается продавать свою квартиру».

«В курсе. И что?»

«А то, что такие вещи нужно обговаривать со мной! Это моё наследство!»

Я округлила глаза. Меня стало потряхивать от возмущения. Мало того, что она отказала в жилье родной дочери, оказавшейся в трудном положении, так ещё и считала, будто может распоряжаться чужим имуществом. И решать, продавать его, или нет.

«Это ты сказала Славе, где мы снимаем квартиру?» - написала я, проигнорировав последнее сообщение.

Как бы то ни было, только дядя будет выбирать, как поступать со своей квартирой. Может, вообще захочет уже через час завещать её приюту для бездомных.

«Я. Тебе нужно перестать ерепениться и вернуться к мужу. А Жене - перестать творить всякую ерунду. Так что ждите, я приеду и решим все вопросы».

Я сцепила зубы. Кончики пальцев закололо от желания написать кучу гадостей. Вместо этого я напечатала:

«Позаботься об отеле в таком случае. У нас с дядей двушка. Свободных комнат нет».

Убедившись, что мама не ответила, но прочла, я отбросила телефон и мысленно простонала. Похоже, впереди нас всех ждали деньки не из лёгких.

* * *

Остановив машину возле высокого забора, больше подошедшего бы для того, чтобы за ним спрятался президент, чем для ограждения периметра коттеджа, Матвей некоторое время посидел в машине. Ему не хотелось домой. Как не хотелось уже давно - ближайшие пару лет так точно.

Тем острее стало это нежелание, когда

вновь встретил Ксюшу. А ведь всё могло быть совсем иначе. Она, чёрт побери, могла просто обратиться в другую клинику. Их пути никогда могли не пересечься вновь. И тогда, должно быть, не было бы сейчас так муторно на душе. От чувства, что находится в ловушке, в которую сам, собственными руками, себя и загнал.

Всё же выйдя из авто, Сибиряков направился к двухэтажному особняку. Одна его стена, обращённая к лесу, была сплошь стеклянной. Там Наталья, жена Матвея, устроила оранжерею. За нею ухаживали несколько специально обученных сотрудников, денно и нощно что-то подрезая, поливая, опрыскивая. Сибиряков не лез в эти дела. Здесь Наташа и проводила почти всё своё время - сидя в плетёном кресле, не притронувшись к чаю, чашки с которым точно по времени сменяла прислуга, не открыв книгу, неизменно лежащую на коленях. Просто смотрела на растения, как будто наблюдать за ними было так интересно, что иная жизнь меркла перед этими картинами.

Остальная часть дома представляла собой анфиладу просторных комнат, обставленных со вкусом. Этим тоже занималась Наташа, когда ещё у неё были на то силы. Имелась здесь и детская. В ней уют создавался особенно тщательно, каждая вещичка подбиралась скрупулёзно, так что эта комната в нежно-персиковых тонах больше походила на ожившую картинку с глянцевых журналов.

– Ты здесь, - констатировал Матвей, входя в оранжерею.

Наталья подняла на него безжизненный взгляд, который всего на мгновение прояснился. Указала рукой на кресло напротив себя, где Сибиряков и устроился. Нахмурился, глядя на жену, что сейчас напоминала призрака. В некогда иссиня-чёрных волосах мелькали белые пряди. Пергаментная кожа подчёркивала заострившиеся черты лица, сейчас напрочь лишённые былой привлекательности.

– Я здесь. И я хотела поговорить.

За последние месяцы голос Натальи стал словно бы потусторонним. Безжизненным. Едва слышным. Она откашлялась и проговорила громче:

– Давай поговорим.

Матвей кивнул и, уперев локти в колени и сцепив пальцы в замок, подался к жене.

– Боли усилились? Может, вызвать врача?

Наташа лишь отмахнулась, а на лице её появилось выражение брезгливости.

– Никаких врачей. Мне не хуже и хуже пока не станет. Я чувствую. Лучше не станет тоже, так что этот вопрос закрыт.

Спорить с нею по этому поводу, да и по какому-либо другому, если уж она что-то вбила себе в голову, было бесполезно. Сибиряков лишь кивнул и сделал знак «Продолжай».

– Нам нужно вплотную заняться вопросом суррогатного материнства.

Она произнесла эти слова, и у Матвея внутри всё похолодело. Даже возникло ощущение, что Наталье что-то известно о его плане, который он сдуру предложил Ксении. Нет, это исключено.

– Зачем так спешить? Мы же решили, что сейчас главное - твоё здоровье…