Речи бунтовщика

Кропоткин Петр Алексеевич

Возможно-ли, чтобы крестьяне — будь то итальянцы, испанцы или славяне — не присоединились къ этому движенію?

Возможно-ли, чтобы рудокопы, изнуренные нуждой и страданіями, работающіе подъ вчнымъ страхомъ смерти, не постарались изгнать владльцевъ рудниковъ, какъ только они замтятъ малйшій признакъ дезорганизаціи среди своего начальства?

А мелкій ремесленникъ, ютящійся въ темномъ сыромъ подвал, работающій день и ночь съ окоченлыми пальцами и пустымъ желудкомъ, выбивающійся изъ силъ, чтобы прокормить пять маленькихъ ртовъ, тмъ боле любимыхъ, чмъ они становятся блдне и прозрачне отъ голода и лишеній? А этотъ несчастный, проводящій ночи подъ открытымъ небомъ, такъ какъ онъ не можетъ позволить себ роскоши — переночевать за пятакъ въ ночлежномъ дом? Неужели вы думаете, что они не постараются найти въ роскошныхъ

дворцахъ теплаго угла для своихъ семействъ, боле достойныхъ и честныхъ во всякомъ случа, чмъ семьи толстыхъ буржуа? Что они не мечтаютъ о томъ, чтобы въ магазинахъ коммуны было достаточно хлба для всхъ тхъ, которые не привыкли къ бездлью, достаточно одежды, чтобы покрыть какъ плечи несчастныхъ дтей рабочихъ, такъ и упитанныя тла дтей буржуа? Неужели вы думаете, что т, которые ходятъ въ лохмотьяхъ, не знаютъ, что въ магазинахъ большого города есть достаточно припасовъ для удовлетворенія первыхъ нуждъ всхъ его жителей и что если-бы вс рабочіе трудились надъ производствомъ необходимыхъ предметовъ, вмсто того, чтобы чахнуть надъ выдлкой предметовъ роскоши, то выработаннаго ими хватило бы не только на ихъ коммуну, но и на сосднія?

Наконецъ, возможно-ли, чтобы народъ въ тотъ день, когда почувствуетъ въ себ силу, не постарался-бы осуществить все то, о чемъ онъ мечтаетъ столько лтъ и что само собой вырвется наружу въ критическій моментъ (вспомните осаду Парижа!)?

Здравый смыслъ человчества отвтилъ уже на эти вопросы, и вотъ его отвтъ:

Наступитъ всеобщая революція, которая вызоветъ потоки крови во всхъ странахъ Европы. При связяхъ, установившихся сейчасъ между отдльными государствами и при настоящемъ неустойчивомъ политическомъ равновсіи мстная революція невозможна, если только она будетъ сколько-нибудь продолжительна. Разразившись въ одной стран, она, какъ въ 1848 году, вызоветъ непремнно вспышки во всхъ остальныхъ, и революціонное пламя охватитъ сразу всю Европу.

Но если въ 1848 году возставшіе города возлагали большія надежды на перемну образа правленія и на конституціонныя реформы, то сейчасъ, конечно, это невозможно. Парижскій рабочій не будетъ ждать, чтобы правительство — будь то даже свободная Коммуна — исполнило его завтныя желанія. Онъ самъ возьмется за дло и скажетъ: „Такъ, по крайней мр, что-нибудь будетъ сдлано!”

Русскій народъ не будетъ ждать, чтобы учредительное собраніе даровало ему землю, которую онъ столько лтъ обработываетъ для другихъ; какъ-бы мало надежды на успхъ у него ни было, онъ постарается самъ ею завладть; онъ уже стремится къ этому: доказательствомъ чему служатъ постоянные бунты. То же самое происходитъ въ Италіи и въ Испаніи; и если въ Германіи рабочій позволяетъ еще распоряжаться собой тмъ, которые бы желали, чтобы все въ мір совершалось по предписаніямъ изъ Берлина, то примръ сосдей и неспособность правителей скоро укажутъ ему настоящій путь.

Будущая революція будетъ носить экономическій характеръ. Всми народами одновременно будутъ произведены попытки пересоздать весь экономическій строй; они больше не будутъ ждать, чтобы благосостояніе свалилось имъ съ неба, какъ манна небесная.

Но... мы уже видимъ пессимиста съ лукавой улыбкой на губахъ, говорящаго: „нсколько возраженій, только нсколько возраженій”. Что же, мы его выслушаемъ и отвтимъ ему.

Политическія права.

Буржуазная пресса ежедневно твердитъ намъ на вс лады о значеніи политической свободы и „политическихъ правъ человка”: всеобщей подачи голосовъ, свободы выборовъ, свободы печати, союзовъ, собраній и т. д., и т. д.

— „Зачмъ возставать, зачмъ прибгать къ оружію, — говоритъ она, — когда у васъ есть вс эти права, а слдовательно, и возможность произвести вс необходимыя реформы!” Оцнимъ же эти пресловутыя политическія права съ нашей точки зрнія, т. е., съ точки зрнія того класса, который ничего не иметъ, никмъ не управляетъ и у котораго очень мало правъ и слишкомъ много обязанностей.

Мы не скажемъ, какъ это говорилось раньше, что политическія права не имютъ въ нашихъ глазахъ никакой цны. Мы прекрасно знаемъ, что со временъ крпостного права и даже съ прошлаго вка въ этомъ отношеніи кое-что сдлано. Французскій рабочій

уже не то существо, лишенное всякихъ человческихъ правъ, какимъ онъ былъ раньше, когда аристократія смотрла на него, какъ на рабочаго скота; вн своей мастерской, онъ считаетъ себя равнымъ всмъ остальнымъ гражданамъ. Французскаго крестьянина нельзя счь на улицахъ, какъ это длается еще въ Россіи. Бурными революціями и пролитой кровью народъ завоевалъ себ нкоторыя личныя права, умалять значеніе которыхъ мы не хотимъ.

Но есть права и права, и надо умть ихъ различать; нкоторые изъ нихъ имютъ реальное значеніе, другіе же лишены его; кто смшиваетъ, только обманываетъ народъ. Есть права, какъ, напримръ, равенство передъ закономъ аристократа и крестьянина, тлесная неприкосновенность каждаго гражданина и т. п., которыя достались народу посл упорной борьбы и настолько дороги ему, что малйшая попытка нарушить ихъ вызоветъ возстаніе. И есть такія права, какъ всеобщая подача голосовъ, свобода печати и т. п., къ которымъ народъ былъ всегда равнодушенъ, такъ какъ онъ чувствуетъ, что эти права, защищая буржуазію отъ самовластія правительства и аристократіи, служатъ орудіемъ въ рукахъ господствующихъ классовъ для порабощенія народа. Ихъ даже нельзя назвать политическими правами, такъ какъ они не охраняютъ интересовъ народа; это только нашъ политическій языкъ — жаргонъ, выработанный правящими классами исключительно для своихъ нуждъ, — величаетъ ихъ этимъ громкимъ именемъ.

Въ самомъ дл, что такое политическое право, какъ не оружіе для защиты независимости и свободы тхъ, которые сами не могутъ внушить уваженія къ этимъ своимъ правамъ? Каково его назначеніе, если оно не можетъ дать свободы всмъ тмъ, которые должны ею обладать? Люди, подобные Гамбетта, Бисмарку и Гладстону, не нуждаются ни въ свобод печати, ни въ свобод собраній; они и такъ пишутъ все, что хотятъ, устраиваютъ какія угодно собранія, исповдываютъ т ученія, которыя имъ больше по вкусу; они и такъ, свободны. А если кому-нибудь и нужно дать эту свободу слова, печати и собраній, то только тмъ, которые сами не могутъ обезпечить себ этихъ правъ и проводить въ жизни свои идеи, свои принципы. Таково происхожденіе всхъ политическихъ правъ.

Но въ наше время даются-ли эти права тмъ, кто въ нихъ нуждается?

Конечно, нтъ. Всеобщее избирательное право можетъ до нкоторой степени оградить буржуазію отъ злоупотребленій центральной власти, не заставляя ее прибгать къ оружію. Оно можетъ служить для умиротворенія соперниковъ, оспаривающихъ другъ у друга власть и удержать ихъ отъ кровопролитія. Но это право безсильно тамъ, гд надо низвергнуть или ограничить власть и уничтожить господство привилегированныхъ. Прекрасное орудіе для мирнаго разршенія недоразумній между правителями, какую оно можетъ принести пользу подданнымъ?

Исторія отвчаетъ намъ на этотъ вопросъ. — Пока буржуазія думала, что всеобщая подача голосовъ будетъ въ рукахъ народа оружіемъ для борьбы съ привилегированными классами, она всми силами противилась ей. Когда же, въ 1848 году, она поняла, что это право не только не грозитъ ея привилегіямъ, но даже не мшаетъ ей властвовать надъ народомъ, она сразу ухватилась за него. Теперь буржуазія стала его ярой защитницей, такъ какъ она знаетъ, что это лучшее средство, чтобы удержать въ своихъ рукахъ господство надъ массами.

То же самое относительно свободы печати. — Какой доводъ былъ самымъ убдительнымъ въ глазахъ буржуазіи въ пользу свободы печати? — Ея безсиліе! Ея несостоятельность! „Когда-то”, — говоритъ Жирарденъ, — „сжигали колдуновъ, потому что имли глупость ихъ считать всемогущими; теперь длаютъ ту же глупость относительно печати. Но печать такъ же безсильна, какъ средневковые колдуны. И потому — долой преслдованія печати!” Вотъ, что говорилъ когда-то Жирарденъ. А какой аргументъ выставляетъ теперь буржуазія въ защиту свободы печати? —„Посмотрите”, — говоритъ она, — „на Англію, Швейцарію, Соединенные Штаты. Тамъ полная свобода печати, а между тмъ нигд такъ не развита эксплоатація, нигд такъ властно не царитъ капиталъ. Пусть нарождаются вредныя теченія. Мы всегда сумемъ заглушить голосъ ихъ органовъ, не прибгая даже къ насилію. А если когда-нибудь, въ моментъ возбужденія, революціонная пресса и станетъ опасной, мы всегда успемъ уничтожить ее подъ какимъ-бы то ни было предлогомъ”.