Рекорд
Шрифт:
Вернее, пятнадцать с копейками.
Можно включить рандомную серию «Друзей» и отвлечься. Эпизоды по двадцать минут, я даже один не досмотрю, а Тим уже снова будет в моих объятиях. Так мало времени. Так мало решающего времени.
— Самое главное, наше мероприятие делает что, Денис? — спрашивает ведущего Игорь Смолин.
— Объединяет людей, я думаю. Где вы еще встретите столько дураков, влюбленных в историю автоспорта?
Всюду раздаются доброжелательные смешки.
— Радует, что тридцать процентов у нас девчонок. Это приятная статистика. Давайте пошумим! Сколько
— Без, Денис? — уточняет Смолин. — Уверен?
— Тьфу-тьфу-тьфу, Игорь, будем надеяться, что без. Все заявленные гонщики профи. Хотя бывает всякое.
— Тем более что первым в заезде стартует человек, которого, будь моя воля, здесь бы не было. Вообще в автоспорте.
— Игорь… сейчас не время начинать эту тему. Мы все не дети и понимаем, что в гонках такое случается. Это спорт для взрослых мужчин.
— Может быть, тогда Тим Агаев нам что-нибудь скажет перед заездом? — не унимается Смолин, называя имя и фамилию, чтобы уж точно все поняли, о ком речь.
С моего места видно зеленую «фиесту» Тима. К ней устремляются сразу три квадрокоптера и начинают мельтешить вокруг, как мошка у фонаря.
— Готов ли Тим Агаев к гонке? Он с блеском прошел квалификацию, но впереди заезд. Да еще и в ночное время.
— Я не представляю, как можно быть готовым к такому. Что-то в душе должно сжиматься, — произносит Игорь.
Лицо огнем горит. Я хочу вцепиться в Смолина, я хочу расцарапать ему глаза и щеки.
Он поспешно добавляет:
— Если, конечно, есть душа.
В следующую секунду из окна Тима резко высовывается рука. На экране появляется его лицо в черном шлеме. Тим поднимает визор и смотрит в камеру.
Во весь огромный экран — его глаза.
На фестиваль обрушивается полная тишина.
Мы застываем от неожиданности.
У меня волосы встают дыбом. Все видят его глаза. Абсолютно все здесь присутствующие, плюс те, кто смотрит прямое включение. А потом увидят и те, кто будет пересматривать в записи.
Каждый самостоятельно может решить, есть ли душа у гонщика, вернувшегося на трассу после несчастного случая. И если есть — из чего она слеплена.
Я вижу его решимость уверенность — твердость. Я вижу глаза живого человека, который знает, что и зачем делает.
— Тим Агаев поймал квадрокоптер! — кричит Денис. — Вот это да! Вот это реакция! Нет, вы видели? У меня мурашки!
Зрители разрывают тишину бурными аплодисментами.
Тим смотрит в камеру.
— Агай, вы готовы к гонке? — спрашивает Денис.
Тим кивает. Он опускает визор, откидывает квадрокоптер, который тут же взлетает ввысь, и закрывает окно.
— Что ж, начинаем.
Гонке дают старт, и машина срывается с места.
Глава 34
Тим
За пару минут до
—
Вернее, сука, самый важный вопрос за мгновение до старта.
Физиономия Егора перед заездом — последнее, что следовало бы показывать моему штурману. В начале лета мы с Серым не проехали мимо горящей тачки Смолина. Его штурман решил, что ничем помочь не сможет. Зато мы с Платошей и Серегой сработали оперативно, пообжигались, но не критично. Егору досталось сильнее всего. Потому он и патлы сейчас отрастил, и воротник у него высокий. Прячет ожоги. Настя не поняла, а вот штурман мой оценил, и глаза у него остекленели. Я знаю, почему Егор подошел: истерика его дяди, Игоря Смолина, действует на нервы всем. Но это было лишнее.
— Есть варианты? — хмыкает Серый.
Мы намертво пристегнуты к «фиесте» пятиточечными ремнями безопасности. Он сжимает карту, а я руль. Вокруг, словно вороны над заплутавшим зверем, парят квадрокоптеры. Нас снимают и, скорее всего, транслируют на большой экран.
Игорь Смолин так и лечит что-то. Как чертов священник, лечит и лечит опять дичь свою про души, отмщение, про права и обязанности. У меня тут рулевое поврежденное, я в душе не представляю, проедем ли мы пятнадцать минут или встанем намертво раньше. Штурман трясется. Так еще эта сука у микрофона своим голосом пытается изнутри поцарапать.
Я смотрю на руль и качаю головой. Блядь.
Напряжение зашкаливает, заживо сдирая кожу. Я хочу стащить с себя этот комбез. Я хочу все это закончить. На мгновение зажмуриваюсь.
Ладно. К черту прошлое, к черту смерть Федора, к чертову всех Смолиных вместе взятых. У меня есть настоящее и, возможно, будущее. Это если постараюсь. У меня есть Настя, которой помощь нужна прямо сейчас. И чтобы ей помочь, надо взять себя в руки.
Вдох-выдох. Вдох, сука, выдох. Перед глазами снова проносятся квадрокоптеры.
— Давай я посажу Настю, — говорю резко, спецом провоцируя.
— Что-о? — охреневает от ревности Серый.
Улыбаюсь.
— Посажу штурманом сюда Настю, а ты пройдись, водички попей. Трассу я помню.
— Твою мать, Агай! — взрывается Серега, видимо в красках представив себе, что о нем будут писать и как высмеивать. — Если я выйду сейчас из этой машины, то уже не сяду никогда.
— Естественно.
— Я на такое не согласен.
— Тогда соберись! Еб твою мать! Это взрослый спорт! Тут люди калечатся, а иногда и погибают! Но суть в том, что ты либо тянешь его, либо нет. Без промежуточных вариантов!
Собственные слова вдруг доходят до меня самого, и я холодею от того, что принимаю их. Впервые за пять лет. Дорос, что ли? Мысленный поток перебивает голос Игоря Смолина:
— Я не представляю, как можно быть готовым к такому. Что-то в душе должно сжиматься. Если, конечно, есть душа!
Бля-ядь! Падла, ну что мне сделать? Убиться на том же повороте, чтобы тебе легче стало?! Ты себе даже не представляешь, через что я проходил и прохожу каждый день. Я любил Федора не меньше тебя, ты бы на моем месте просто загнулся.