Рекорд
Шрифт:
Участников уже набрали. Я подавал заявку дважды, больше чтобы позлить Смолиных, — отвечали отказом. А тут вдруг, после череды моих побед, сами позвонили.
— Мероприятие только в духе Группы Б, — говорит первый. — Мы гарантируем все современные стандарты безопасности. Наша цель — передуть дух тех гонок, понимаете? Стремление к крайностям, скорость и адреналин!
— Мы попытаемся сохранить мифологию легендарной эпохи, но в безопасных условиях. Без фатальных последствий, — подхватывает второй с энтузиазмом.
Его
У меня же только-только начали отходить уши. Я киваю, призывая переходить к сути.
— А что по машинам?
— Для нас будет большой честью представить Тима Агаева как ученика Федора Матросова. Ведь изначально это была именно его идея. Если все получится, будем проводить каждый год.
— Хорошо. Так что по машинам?
Питерцы снова переводят тему. Тогда решаю пойти в обход.
— Я сейчас готовлюсь к совсем другой гонке.
— Нюрбургринг, мы в курсе. Вы успеете.
— Я знаю, что успею. Не хотелось бы растрачиваться, тем более поначалу мне отказали. — Я ловлю взгляд второго и улыбаюсь натянуто: — Подозрительно.
Мужики начинают болтать что-то уклончивое — много слов, не в тему, лишних. Я морщусь.
— Почему только сейчас позвонили? — перебиваю. — Когда гонка вот уже.
Они снова увиливают. Не знали, забыли, растерялись, передумали.
— Игорь Смолин был против? — спрашиваю напрямую.
Батя Смолин сейчас везде и всюду, дожил до звездного часа.
— Он не в числе организаторов, — отвечают мне поспешно.
— Но был?
Питерские переглядываются.
— Так что скажете, Тим? Это и для нас отличная реклама, и для вас неплохой шанс. Завтра приезжайте посмотреть машину. Послезавтра у вас будет два прикидочных круга по трассе. И зажжем!
Чувствуется какой-то подвох. И Смолин точно там отметился, и сто процентов сказки не случится. Первый ретро-фестиваль решили приурочить к годовщине смерти Матросова, а я к ней, как-никак, причастен. Я бегло оглядываю пыльный Лексус. Пожимаю плечами.
Тогда мужики решаются.
— Тим, взгляните на карту трассы. Мы ее никому еще не показывали.
Они достают большой, сложенный вчетверо лист, разворачивают. Это цветная, доработанная на компе ксерокопия старенькой карты. С пометками.
Я впиваюсь глазами в чертеж. Я знаю этот почерк. И эту местность. По крайней мере частично, сейчас трассу проложили иначе.
— Узнаете?
— Конечно. — Сглатываю.
— Это не та трасса, которую готовил Федор, но участок этот его. Видите, тут даже есть его пометки. Он что-то писал на повороте. — Первый прищуривается. — «Привет», кажется, написано.
— «Пиздец», — поправляю я. — Этот поворот пиздец.
— Точно! — посмеиваются питерцы.
Склоняюсь над картой. Молчу. Они тоже молчат. Потом суют мне заявление на подпись. Вытираю лицо ладонью.
—
— Конечно. Можете забрать ее завтра на сутки.
— Хорошо. Я в деле.
Мужики обмениваются улыбками и тут же хлопают меня по плечам.
Я зачем-то поднимаю глаза и вижу в углу гаража Настю. Она внимательно за нами наблюдает. Сейчас питерские уедут, и я расскажу, в какую игру ввязался… Хотя с чего вдруг мне делиться с ней такими вещами? Ага, еще душу ей излей. Молодец, додумался. С Настей мы решаем проблемы Насти.
План в ее отношении прежний. Документы. Здоровье. Адвокат. Победа над Шиловым. Ее материальное и моральное благополучие.
Я подписываю заявку на участие, и меня снова хлопают по плечам с двух сторон. Блядь, не удерживаюсь и хлопаю в ответ. Да посильнее, посильнее! Че, блин, за нежности?!
Мужики морщатся от боли и отшатываются.
Краем глаза опять улавливаю Настю. Ухахатывается надо мной. Быстро подмигиваю и провожаю гостей до Лексуса. А потом возвращаюсь к Мерсу и пялюсь на две вмятины на капоте от монтировки.
Подходит Семен:
— Ты можешь свою девку не бесить, хотя бы пока мы не найдем спонсора?
«Свою девку».
Значит, как лясы с ней точить по полночи, так девка общая. Как стряпню ее трескать, так тут как тут с самой большой тарелкой. А когда она с психу машинку поцарапала — сразу только моей стала.
Но прикусываю язык.
— Я Настю не бесил. Я что, виноват, если она к Мире приревновала?
— Надо как-то предугадывать такие моменты. Девочки же, Агай, у них сахарная вата в голове. Или не приводи ее больше в гараж.
Вскидываю глаза. Настя, чуть смущенная, разглядывает инструменты.
Ну да. Как вариант — не приводить ее сюда. Только куда тогда? Если на месте ей не сидится.
Глава 32
Я ставлю тарелку с едва начатым шоколадным тортом на подоконник и заслоняю ее спиной. Матушка обычно строго следит за тем, блестят ли тарелки гостей, и в особенности моя. Судьба порой бывает предельно жестока: у кондитера рождается единственный ребенок и он равнодушен к сладкому.
Облокачиваюсь удобно, нахожу в толпе гостей Настю и перехватываю ее ошарашенно-счастливый взгляд. Улыбаюсь в ответ, киваю, дескать, валяй развлекайся.
Кожу покалывает. Этот дискомфорт я ощущаю последние пять лет практически постоянно. И иногда сильно.
Гости только что испекли кексы в рамках праздничного мастер-класса — моя мать знает толк в отрыве, ага. Прямо сейчас она радостно командует, находясь в центре внимания. Мира, связав малиновую копну на макушке и напялив зеленый фартук, ассистирует. На столах бокалы с шампанским, которые повара и «поварята» постепенно осушают в процессе.