Реквием
Шрифт:
– Ты тоже не приходил ко мне, – сказала Шерон. – Я тебя приглашала.
– Ну да, приглашала. Чтобы какой-нибудь еврейский подросток с автоматом «узи» отстрелил мне голову только за то, что я араб, живущий на своей родной арабской земле! Что вы думаете об этом, Том? Араб не может чувствовать себя в безопасности в собственной стране.
– Не обращай на него внимания. Он боится выходить на улицу не из-за солдат, а из-за джиннов.
– Теперь она смеется надо мной. Я убил бы ее, если бы не любил так сильно. Но она сумасшедшая. Вы спросите почему? Потому что она не верит в джиннов. Только сумасшедшие не верят в джиннов. Вы верите в джиннов,
– То есть в демонов? – Том поколебался. – Ну… я верю в Бога и, стало быть, в чертей… так что, наверное, я должен сказать «да».
– Ну вот видите! – произнес Ахмед, словно старый спор наконец-то разрешился. – Еще чая?
Наконец Шерон перешла к делу:
– Мы принесли показать тебе кое-что.
Том вытащил сверток со свитками. Взяв свитки, Ахмед разложил их на низком столике, но прежде, чем приступить к их изучению, закурил сигарету-самокрутку. Том наконец понял, что за запах примешивается в комнате к запаху ладана, – это был гашиш. Наполнив легкие дымом, Ахмед стал рассматривать рукопись.
– Спираль – это необычно. Откуда это у вас?
– Попало ко мне от одного человека, который уже умер.
Ахмед разглядывал пергамент еще какое-то время, затем отложил в сторону.
– Ты сможешь разобраться? – спросила Шерон.
– Сколько?
– Что значит «сколько»? Даром конечно.
Ахмед опять глубоко затянулся и грустно вздохнул.
– Ахмед – блестящий ученый, – сообщила Шерон Тому. – Он читает древние манускрипты на иврите, арамейском и арабском языках. Он знает греческий и латынь, не считая английского, французского, немецкого и… каких языков еще, Ахмед?
– Чокнутая еврейка думает, что ее лесть заставит меня взяться за бесплатную работу. Она ошибается.
– Испанского, берберского, арго. Каких еще? Он настоящий полиглот. У него необыкновенный талант К языкам. Именно поэтому мы и пришли к нему.
– А не потому, что считаете меня хорошим парнем? Том, вы работаете бесплатно?
– Мы не знаем, что здесь написано, но у нас есть основания полагать, что это нечто важное, – сказала Шерон. – И если это так, ты можешь перевести рукопись и поразить ученый мир. Это упрочит твою репутацию.
– Ха, мою репутацию! – саркастически рассмеялся Ахмед. – Мою репутацию!
– Он сделает это, – сказала Шерон Тому. – Он уже согласился.
– Она ошибается. – Они продолжали разговаривать друг с другом через посредника.
Ахмед вышел и, вернувшись, внес серебряный поднос с фруктами. Острым ножом он разрезал апельсины на аккуратные дольки. Том восхитился тому, как быстро и точно араб это сделал. Разговор перешел на другие темы. Они обсудили политическую обстановку, последние террористические акты, вспышки насилия, ответные действия правительства. Свиток больше не упоминался. Ахмед, хорошо разбиравшийся в британской политике, замучил Тома вопросами об отношении Великобритании к палестинской проблеме. Том постарался по мере сил удовлетворить его любопытство. Выкурив две-три сигареты с гашишем, Ахмед стал чрезвычайно обаятелен. Несмотря на шутливую перепалку, чувствовалось, что ему и Шерон хорошо друг с другом.
Наконец Шерон поднялась на ноги, и они с Ахмедом дружески расцеловались на прощание. Правильно поняв жест Шерон, Том оставил сверток с рукописью на столе. Пожав Тому руку, Ахмед выразил надежду, что они встретятся еще раз.
Шерон стала спускаться по лестнице первой, за ней шел Ахмед, а за ним Том. Ахмед открыл входную дверь, и Шерон вышла
– Вы носите с собой джиннию. [17]
– Что?!
– Джиннию. Я вижу ее. Она пытается говорить с вами, но вы не слышите.
– Я вас не понимаю.
– Не пугайтесь. Я тоже ношу джиннию и вдобавок еще много джиннов. Прислушайтесь, для нее это важно.
Шерон окликнула их, и Ахмед проводил Тома до двери и запер ее. Все мысли о рукописях вылетели у Тома из головы. Он стоял совершенно ошарашенный.
– Он сделает это, – сказала Шерон. – Он выяснит, есть ли там что-нибудь интересное. Том, у тебя что-то бледный вид.
17
Джинния– джинн женского рода. Во времена «джахи-лийи» (невежества) мекканские арабы поклонялись трем богиням – аль-Лат, Манат и аль-Узза. Жрецы их культа, не вняв проповеди «верного учения», утверждали, что они дочери Аллаха. Упоминание их имен в Коране, в суре 53 «Звезды», как посредниц между Аллахом и верующими, было впоследствии изъято из святого текста как противоречащее идее строгого исламского монотеизма и признано «сатанинским аятом», а сами богини, в представлении правоверных мусульман, превратились в джинний (духов огня в народной исламской мифологии). Сходную тему исследовал Салман Рушди в романе «Сатанинские стихи» (1988). (Прим. ред.)
– Я знаю его уже лет десять. Он всегда говорит людям, что они носят с собой джиннов. Не обращай внимания.
Когда они вернулись от Ахмеда, Шерон приготовила обед. Она трепетно относилась к приготовлению пищи, но была безразлична к сервировке и подала куски жареной баранины, завернутые в лепешки вместе с салатными листьями. Оба они с аппетитом все уплели.
– Но у меня ведь на самом деле были галлюцинации. Эта женщина… Наверное, он каким-то образом тоже увидел ее.
Шерон вытерла рот салфеткой.
– Послушай, я вполне допускаю, что у него есть по джинн, а у тебя свой. Но вы не можете видеть джиннов друг на друге.
– Почему?
– Потому что твои видения существуют только в твоей голове, а его – только в его голове, вот почему.
– А что за джинн у него?
– Не имею права говорить тебе про это. Профессиональная этика. Я познакомилась с Ахмедом, когда пи пришел ко мне как к психотерапевту. У него была депрессия, его мучило чувство вины и преследовал целый рой демонов. У Ахмеда блестящий ум, но иногда он дает сбои.
– И тебе удалось помочь ему?
– Льщу себя надеждой, что удалось. А он в свою очередь помог мне. Он не пожелал устанавливать между нами обычные отношения доктора и пациента и настоял на том, чтобы я раскрылась перед ним точно так же, как и он передо мной. Я согласилась. И он смог разрушить немало моих заблуждений, – кстати, поэтому он и называет меня чокнутой еврейкой. У меня было не меньше проблем, чем у него. После этого я отказалась от обычной схемы «доктор – пациент». Он помог мне понять, что все это разыгрывание ролей скорее мешает терапии, чем способствует ей.