Ремесленный квартал

Кошовец Павел Владимирович

Первым делом расшнуровав уютно устроившийся на ладони мешочек, он удивлённо присвистнул — там сверкнуло золото. И довольно осклабился.

— Надеюсь, от меня не потребуется изображать дохлого дракона?

— Не знаю, — вполне серьёзно ответил трактирщик и виновато пожал плечами. — То есть, я не в курсе.

— Так это из тех, с кем я уже общался?

— И да, и нет… — замялся Изил.

— Давай-давай, напрягай язык, не тяни дракона за яйца — ему ещё на них сидеть, — нетерпеливо поторопил Худук. — Видишь, товарищ мой голодный и злой, он сейчас даже на человечину согласен — откусит тебе голову, так точно я ничего не узнаю, кто и зачем, — тролль рядом недовольно заворочался, и трактирщик ещё более втянул голову в плечи, приняв недовольство большого

«тёмного» на свой счёт. А Худук тем временем, не обращая внимая на красноречивые вздохи «малыша», войдя во вкус, продолжал разливаться соловьём. — А мне оно надо? Знаешь, какое сладкое человечье мясо? — он закатил глаза в показном удовольствии и демонстративно облизнулся. — Поверь мне, у тролля будет привыкание с первого раза. Мучайся потом, подсовывай малышу всяких остолопов и недотёп на завтрак, обед и ужин. Как бы он не поглупел от такой диеты!

У трактирщика глаза полезли на лоб от такой перспективы, так что если Худук желал поторопить собеседника, то вышло всё с точностью до наоборот. В сердцах покрутив ушами, злобно раздувая ноздри, гоблин ещё раз уточнил:

— Кто желает встречи со мной?

Изил часто закивал головой, но изо рта вырывалось лишь тонкое поскуливание. Сзади раздались удаляющиеся шаги — Рохля не выдержал всего этого безобразия и, поняв, что «маме» ничего не грозит, поспешил прочь — навстречу желанной горячей похлёбке со сладкими мозговыми косточками и буханкой хлеба. А сверху жбан пива — вот таким образом повара Гарча каждый раз встречали тролля… И все были довольны. С рыжим всё было понятно — с набитым пузом тот был крайне благодушен. А стряпчие радовались нежданному приобретению такого внушительного приятеля — даже благородные, частые гости Старика, не вызывали такого трепета, как огромный снежный тролль с Закатных гор.

В животе от мыслей о еде, ворвавшихся, будто холодный сквозняк в жарко натопленную комнату, словно кто-то затянул петлю, и Худук, крякнув от неожиданности, схватился за тревожащее место, в тщетной попытке растянуть кольцо удавки. Остатки здравомыслия покинули его, и, свирепо зыркнув на дрожащего, как осеннее дерево, трактирщика, прорычал:

— Беги, пока в лягушку не превратил… Передай, что буду… Скажи, что со мной голодным и злым лучше не встречаться — сразу смалываю в паштет и намазываю тонким слоем по стенам… Жить будете, пока мухи не обглодают…

Вряд ли трактирщик услышал что-нибудь кроме «беги» — эхо его заполошных и широких прыжков — словно не бежал, а мчался скачками — уже жило своей собственной жизнью, постепенно затихая.

* * *

Маркиз умылся, надел свежую рубаху — слава Единому, у Гарча был приличный запас белья, набросил камзол и направился к выходу. Нечто мелькнувшее слева заставило его напрячься. И с шумом выдохнул, когда понял, что это такое — всего-навсего зеркало.

Чуть подумав, он приблизился к нему, горящая свеча в руке давала столь мало света, что казалось, будто из пространства вытравлены все краски и заменены на серое с различными оттенками, но усталость, мешки под глазами, морщина, прорезавшая лоб, крепко сжатые губы и безвольно поникшая прядь волос очень неприятно дополняли правильные благородные черты лица… Ну и что, что много тени в нём! Это просто отсутствие нормального света и такой ракурс зрения.

РоПеруши хмыкнул: кого он обманывает? Он выглядит так, насколько видит. И нет ничего удивительного в этом, ибо он действительно чувствовал себя жутко уставшим. И невыспавшимся. И подскочил в такую рань не от хорошей жизни — слишком много дел нужно было спланировать и совершить. Хорошо хоть проклятый дождь прекратился. Не то, чтобы капель его очень раздражала — нет, он уснул моментально, не успела голова коснуться подушки, но всё равно, если б дождь продолжался, то вся та сырость и холод вряд ли бы способствовали улучшению настроения. Он вздохнул и продолжил путь на выход.

Комнаты принцесс находились рядом, и он, встретившись взглядом с бодрствующим в коридоре гвардейцем, увидел, как тот отрицательно покачал головой: никто не выходил, ничего

не произошло.

В условиях конспирации у дверей в комнату королевских дочерей решено было не выставлять стандартный пост из двух солдат. Но и оставлять их без присмотра тоже было неверно. Вот и бродил тут подчиненный ушедшего РоГичи, естественно, не в гвардейских тонах и не облачённый в доспехи, но всё равно достаточно вооруженный. Вот такой компромисс. А с Руфией вообще поселили беспокойную, но верную Матильду, добровольно взявшую на себя роль служанки принцесс. Правда, после того, как младшая РоБеруши завела знакомство с настоящим снежным троллем, свою заботу она стала проявлять к наследной принцессе (стараться, во всяком случае — что совсем не радовало Лидию), а у себя в комнате вообще старалась не появляться (на всякий случай), проводя время то ли на кухне — помогая, то ли ещё где-то шляясь.

Маркиз усмехнулся про себя, не из-за особой весёлости, а скорее по привычке.

А вообще, «тёмные» были ещё той проблемой — слишком многие были недовольны их близким присутствием. Но он, пообещав им кров и защиту, не собирался отступать от своего слова. Тем более, они уже и здесь успели прославиться — взять хотя бы отбитую атаку мародёров, когда все защитники кроме них выбыли. А потом ещё зеленокожий шаман занялся исцелением пострадавших…

Маркиз стал спускаться по лестнице, внимательно глядя под ноги — не хватало ещё сверзиться отсюда — света редких масляных ламп было маловато. Фиори на мгновение остановился и яростно потёр лицо, желая развеять остатки так и не покинувшего его сна.

Очень много работы он взвалил на себя: от действий, как координатора и прямого посла к принцессам до составления патрулей и роли миротворца в неизбежных конфликтах в их маленьком, но разношёрстном сообществе.

Зал, где постояльцы питались и вообще любили проводить время в компании, был почти пуст. Недалеко от входа перекусывали двое гвардейцев — судя по сухим плащам, только собирающиеся на дежурство. А почти у самого очага замерла ещё одна фигура, при виде которой сердце маркиза пропустило удар, а безлюдное и несколько мрачноватое от этого помещение словно осветилось. Он решительно направился в ту сторону: работа никуда не денется — патрули, собственно составлены сержантом и спокойно обойдутся без него, а иные действия пока можно отложить на потом. Просто нужно честно признаться самому себе, что подскочил он ни свет ни заря от постоянно довлеющего беспокойства и туманного, неясного будущего… В конце концов, он что, не заслужил несколько мгновений в приятной компании?

Девушка не очень приветливо повернула голову в сторону приближающихся шагов. Но при виде того, кто это, её лицо осветила искренняя улыбка, от которой в душе у мужчины ещё больше потеплело. Они всегда друг другу симпатизировали: в детстве, будучи чадами высоких сановников королевства, вместе с той же Лидией гоняя по дворцу, и в те времена, когда старшая дочь Элия увлеклась поднятием женского самосознания — Фиори был желанным гостем в компаниях амазонок — девушки благосклонно относились к нему. Пожалуй, даже чересчур. В общем, нарекать на недостаток внимания ему не приходилось.

Отец Деметры, граф РоАйши (побочная ветвь рода РоДизайши), потомственный военный львиную долю времени проводил на Западном пределе, где не давал расслабиться вербарским дворянам, ну и сам приглядывал за границей. Мать девушки умерла при эпидемии синей язвы, лет двенадцать назад изрядно подкосившей население провинции. По чистой случайности граф — отец с пятилетней дочерью и няней гостили у родственников. С тех пор по настойчивой просьбе Деметры он предпочитал оставлять её в столице на попечение многочисленной родни. Имея в подругах наследную принцессу, взрослые свободно отпускали детей гулять по тщательно охраняемой территории королевской резиденции. Фиори, весёлый и общительный, при виде невысокой рыжеволосой девушки с тонкими чертами лица, выразительными зелёными глазами, почему-то всегда робел. Но со временем смог преодолеть это непонятное стеснение, и они поняли, что им приятно общество друг друга.