Рерайтер
Шрифт:
— Ну и ладно, — отмахнулся я от этого обсуждения, — после сегодняшнего дня это не будет иметь смысла.
— Это точно, — согласился повеселевший руководитель работ.
Ага, подтягиваются в нашу аудиторию всякие заинтересованные товарищи, и среди них вдруг неожиданно увидел Староса (в девичестве Альфред Сарант). А чего это вдруг ленинградец, у нас в Зеленограде делает? В этой реальности, на него не было наезда Шокина и других высоких инстанций, поэтому его УМ-2 все-таки пробил себе путевку в космос, но, увы, камнем преткновения оказался ваш покорный слуга, благодаря моему вмешательству, разработки лаборатории
Филип Георгиевич явно заинтересовался нашими образцами, он нетерпеливо топтался у микроскопа, ожидая пока тот освободится, чтобы воочию рассмотреть структуру памяти.
— Ага, интересно, — бормотал он на английском, когда дорвался до окуляров микроскопа.
Но тут всех присутствующих пригласили занимать свои места, и Старос с сожалением оторвался от микроскопа.
Самое смешное, что по теме защиты работы вопросов задано не было, всех вполне удовлетворил доклад и наличие плакатов, взглянув на которые даже слабо знакомый со спецификой производства человек был способен разобраться. А вот каким образом была открыта технология производства ферритов, свойства которых открывали большие перспективы в применении высоких частот, интересовало всех.
— Товарищи, — вынужден был вернуть всех к первоначальной теме обсуждения Комаров, — технология производства высокочастотных ферритов была открыта совершенно случайно, специально никаких работ по этой теме у нас не велось. Просто оказалось, что данный феррит, лучше всего подходит для миниатюризации биаксов. Давайте мы все-таки вернемся к обсуждению нашей работы в области автоматизации процесса производства памяти.
Но члены комиссии отмахнулась от обсуждения, им и так все было ясно, зато они в разговорах стали налегать на перспективы, которые открывает «дешёвая» память. То есть, все перешло в обсуждения по интересам.
— Молодой человек, — вдруг обратился ко мне Старос, в очередной раз, оторвавшись от микроскопа, — вы имеете отношение к этой работе, кивнул он на образцы.
— Да, именно я их и делал, — скромненько говорю я, только ножкой не шаркнул от якобы смущения.
— Вот и вас-то мне и надо, — обрадовался он и сходу в карьер, — как вы думаете, насколько быстро можно освоить эту технологию?
— Тут все зависит от объемов производства, — начинаю отвечать, — если достаточно трех тысяч изделий в месяц, то для этого не нужно городить автоматические линии, достаточно небольшой лаборатории со штатом в десять человек. Для партий в бОльшем количестве, придется уже вводить элементы автоматизации, то есть обработка матриц должна проводиться не по одной, как в моем случае, а сразу партией. Ну и если разговор будет вестись о сотнях тысяч, то тут уже потребуются заказывать конвейерные комплексы.
— А насколько можно сделать память еще миниатюрнее?
— Не получится, — делаю кислую рожу, — в этом случае требуется сильно снизить токи, что на существующей элементной базе сделать невозможно. Тут придется применять микросхемы на полевых транзисторах, а в этом случае лучше сразу на «полевиках» делать ячейки памяти, чем возиться с этой миниатюризацией.
— Полевые транзисторы очень
— А кто мешает в схему полевого транзистора ввести стабилитрон? — Пожимаю плечами. — Это защитит их от пробоя.
— Пока этого нет, — отмахивается Филип Георгиевич, — и видимо не скоро будет.
— Вы знакомы с работами Фрэнка Вонласа?
— Да, но это пока только чистая наука.
— Отнюдь, — возражаю ему, — в этом году в США намерены выпустить первые микросхемы по технологии CMOS.
— Да? Как-то я под отстал, — тихо ворчит на английском Старос.
— В этом случае плотность памяти возрастет в сотни раз, по сравнению с этими матрицами. — Я тоже перехожу на английский, — быстродействие тоже увеличится в десятки раз.
— Да, — соглашается Филип Георгиевич, — это было бы совсем не плохо, но когда это еще будет.
— Это будущее не так далеко, как вам кажется, — и я приоткрываю ему свои планы, — следующая моя работа как раз и будет посвящена CMOS технологиям. Поверьте, за ними будущее.
— О чем это вы так мило беседуете? — Подкрался сзади Преснухин.
Старос в недоумении закрутил головой, видимо резкий переход от общения с почти родного ему языка на русский немного запутало его.
— О будущем вычислительной техники, Леонид Николаевич, — мгновенно отзываюсь я.
— Так-так, — тут же расплывается в улыбке ректор, — ну и как это будущее будет выглядеть по вашему мнению?
— Мелко будет выглядеть, — и тут же поясняю что имею в виду, — Сначала электронные вычислительные машины потребляли десятки киловатт электроэнергии и по возможностям не далеко ушли от арифмометров, дальше появились транзисторы и потребление электроэнергии резко снизилось, а возможности наоборот резко возросли. Теперь появились микросхемы, снова упало потребление электроэнергии, и снова возросла вычислительная мощность. Дальше развитие будет идти по тому же пути, простые микросхемы будут заменены большими интегральными микросхемами, а потом появятся однокристальные процессоры. Ну и так же будет расти быстродействие, и снижаться потребление энергии.
— И где предел?
— Предела не существует, — продолжаю строить из себя гуру, — лет через тридцать люди будут носить у себя в кармане вычислительное устройство по мощности сравнимое с БЭСМ-6.
— Да уж, ну ты и фантазер, — рассмеялся Преснухин, — ЭВМ в кармане.
Однако Старос в этот момент не смеялся, а с уважением посмотрел на меня. Ещё бы, уж кто, а он-то понимает, что за миниэвм будущее.
— А как ты оцениваешь перспективы вашей сегодняшней работы? — Продолжает пытать меня ректор.
— А этот вопрос уже не ко мне, — пытаюсь я улизнуть от ответа, — все зависит от МЭПа (министерства электронной промышленности).
— Это ты говоришь правильно, — кивает он, — вы свою работу сделали, теперь должны трудиться другие.
Ну и к чему это он? Просто поговорить захотелось, или это он таким образом Старосу кислород перекрывает. Где-то слышал, что руководителем ленинградских разработчиков УМ-2 москвичи шибко недовольны, хоть в той реальности он и являлся основным инициатором создания Зеленограда. Так или иначе Преснухин своего добился, Филип Георгиевич поняв, что нас в покое не оставят, был вынужден кратко попрощаться со мной.