Рерайтер
Шрифт:
Но это не всё, через неделю в Зеленоград приехал отец Красновой и, получив на руки отловленную милицией на подготовительных курсах дочурку, а это мне стало известно от того же следователя, который зачем-то решил вдруг проинформировать меня, захотел выяснить отношения с «бедным» студентом. Уж не знаю, что ему от меня понадобилось, решил извиниться, что мало вероятно, или наоборот наехать, что скорее всего, но меня это мало привлекало. В общежитии он меня естественно не нашёл, а вылавливать в институте во время сессии пустое занятие, это же дежурство организовывать придется, к тому же моего лица он никогда не видел.
* * *
—
— Это в каком смысле? — Не понял я.
— В том, что переполошил всех производителей микросхем. Теперь только ленивый не судачит об успехах «Интеграла», они же свои калькуляторы на ВДНХ выставили.
— А не рановато ли? — Пришлось засомневаться мне в необходимости такого шага. — Как хоть назвали?
— Электроника К-1 и К-2.
— Да, с оригинальностью у них явные проблемы. — Покачал головой. — Хорошо ещё, что не Кал-1 и Кал-2.
— Шутник, — рассмеялся Валерий Ефимович, — но это полбеды, а беда в том, что на «Пульсаре» проснулись и наехали на наш институт, мол, нет у вас корпоративной солидарности.
Ух ты, я здесь впервые услышал производное от слова «Корпорация», надо же дожил наконец-то.
— И теперь они требуют от руководства института передать им что-нибудь получше из наших новых разработок. — Меж тем продолжал доносить до меня проблему Троцкий.
— И? — Доходит до меня, что могу сейчас услышать.
— А ты не догадываешься?
— Пульсар восьмибитные процессоры запорет, а потом нас же и обвинит. — Высказываю неприятие идеи института.
— Если докажем, что это возможно, то никуда они не денутся. — Возражает Валерий Ефимович, — сколько вам ещё времени потребуется, чтобы маску сделать?
— Ещё недели две — три, прикидываю я, — тут зависит от того как много ошибок при резке рубелита сделают. Но дело не в этом, без обвязки делать процессор бессмысленно, многие нужные функции окажутся за бортом.
— Это ты насчёт настольных ЭВМ речь ведёшь?
— Ну да, — киваю в ответ, — разве не для этого нам нужен восьмибитник?
— Нет, не для этого, — рушит все мои надежды Троцкий, — на них военные уже глаз положили, а им эта обвязка по большей части не нужна.
Вот такие дела, не трудно предсказать дальнейшие события, как только процессор пойдёт в серию, его засекретят, и на нём можно будет ставить крест. А если это действительно так, то зачем мне торопиться? Этим летом я запланировал съездить в Переславль, к Карпову, оказывается, его успехи в министерстве заметили и тут же нагрузили другим заданиями. Обязали расширять завод и поставили в план производство цветной негативной кинопленки для нужд союзных киностудий. Максим Григорьевич отбрыкивался от свалившегося на него «счастья» как мог, но не получилось, авторитарный стиль правления в министерствах процветал. А цветная кинопленка довольно-таки сильно отличалась от обычных цветных фотоплёнок, так как в ней должно было быть на три цветных слоя больше. Вот и пришлось ему вспомнить о школьнике-консультанте, чтобы не набивать себе шишек с технологией предложенной профильным институтом, так как она вызвала большие подозрения. Весточку мне он прислал через родителей, и я в тот же день связался с ним.
Договорились, что технологию производства такой плёнки я ему распишу, но не просто так, за это он будет должен законтачить либо с Ленинградом, Либо с Красноярском, и передать им технологию производства цветной фотобумаги повышенной стойкости. А то, если с цветными плёнками, благодаря Переславскому заводу, в СССР всё стало замечательно, то вот цветная фотобумага по-прежнему ценилась зарубежная, в ней и цветопередача была насыщенней, и краски сохранялись дольше. И ведь все знают об этой проблеме, но предпринять
Как потом оказалось, сначала ленинградцы не были в восторге от новой технологии производства фотобумаги, посчитали, что овчинка выделки не стоит. И лишь когда красноярцы доказали, что производить новую цветную фотобумагу не только престижно, но и выгодно, в плане дополнительного премиального фонда, в мозгах у них что-то сдвинулось. Но сдвинулось скорее от безысходности, если раньше торговля с руками рвала продукцию ленинградского завода, то постепенно спрос на неё упал. А из министерства раздался начальственный окрик, если они ничего не сделают для улучшения качества своей продукции, то их вынуждены будут перепрофилировать. Зная, что перепрофилирование завода, как правило, означает смену всего руководящего состава, директор, наконец, зашевелился, да не просто зашевелился, а повел себя как разозлённый слон в посудной лавке, на орехи досталось всем. Но, так или иначе, продукция ленинградцев скоро стала вновь востребована.
Но это все лирика, а что делать мне? Взяться за проектирование процессора, но уже на двенадцать бит? Почему такой странный выбор? А все из за того, что такой процессор был тяжелее восьмибитника всего на четыре тысячи транзисторов, с увеличением площади кристалла, то есть мы оставались в том же технологическом режиме. И главное, это то, что вся спроектированная обвязка, после небольшой доработки могла использоваться с новым процессором. При шестнадцати разрядах, нам требовалось бы осваивать другую технологию, ибо количество транзисторов в нем подскакивало до двадцати четырёх тысяч, что на сегодняшний день воспроизвести было нереально. И что ещё немаловажно, на этот процессор вряд ли позарятся военные, нет у них задач под него. Однако жалко потерянного времени такой процессор ни уму ни сердцу, времянка, которая ничего не даст для будущего.
Да гори оно синим пламенем, надо отдохнуть от всех этих трудов, устал, выгорел морально.
* * *
Домой я попал только в первых числах июля, и после двух дней отдыха сообразил, что делать мне здесь абсолютно нечего. После Зеленограда родной город казался каким-то скучным — некуда пойти, нечего делать. Но на следующий день после ничего неделанья, я понял, что рано решил, что мне придётся скучать всё время. Все дело в отце Светки Красновой, если в Зеленограде ему не удалось меня отловить, то здесь это без проблем. Сначала нам принесли повестку из военкомата, помня о том, где он работает, мне пришлось просто проигнорировать её, на самом деле, это заведение никакого отношения ко мне иметь не могло. Но Краснов старший оказался настырным и сам пришёл к нам домой. Пришёл вечером, когда отец с матерью были дома.
— Вот чего ему от меня понадобилось? — Думал я. — Получил он свою дочь, и пусть будет доволен, но нет, не сидится ему спокойно, притащился отношения выяснять.
Но объясняться со мной он не стал, изъявил желание поговорить с родителями.
— Да пожалуйста, — пожал я плечами и шагнул в маленькую комнату.
— Пойдем, разговор есть, — спустя полчаса зашёл ко мне мрачный отец.
Однако, и чего такого этот Краснов мог им поведать?
— Ты знаешь, что Светка беременна? — Сходу огорошил меня тот.