Решатель
Шрифт:
— У меня есть около четырнадцати часов, — подумав, отвечаю я, — У тебя найдется шарф?
— Шарф?
— Или шейный платок.
— Я поищу.
— Я пока раздену её, вымою и запущу стиральную машинку.
Ранним утром из моего дома выйдет Елена Игоревна Сахарова, выглядящая лишь слегка неестественной, чего никто из японцев, не привычных к гайдзинам, так и не поймет. Она проследует ровной (чересчур ровной) походкой ровно до ближайшей железнодорожной станции, где при многочисленных свидетелях ловко и быстро свалится под приходящую электричку, чрезвычайно точно расположив на рельсе собственную шею.
Глупый конец для такого человека… но заслуженный.
Проблемой Елены всегда были её родители. Она вечно была под их крылом, вечно с осознанием вседозволенности и всепрощения. Да, этим рыжая не злоупотребляла, но, как метко выразилась Мана — этого было и не нужно. Необщительная, пережившая крайне травматичный эпизод, а затем буквально собранная по кускам, девушка захотела свободы, но понятия не имела, что с этой свободой делать. Она столкнулась с провалом в личных отношениях, и не знала, как дальше жить. Наконец, ей просто всучили компанию в Шри-Ланке, но потеряв последние ориентиры, она кинулась к тому, кто её спасёт, позаботится, заменит… родителей?
А он её убил, просто не желая допускать возможности, что ставшая столь уязвимой девушка получит шанс разболтать кому-либо о том, о чем говорить не стал бы ни один здравомыслящий человек.
Елена Сахарова не видела Маны, Эны, Такао, моих родителей, она не была в курсе моих дел и проблем. Всё это для её разума всегда было несущественным. Нездоровый эгоизм ребенка, росшего среди прислуги и телохранителей, но никак не равных ему людей.
На следующий день, после школы, я заглянул к соседям, доведя до ума их компьютеры, а заодно и обсудил со своим вторым дедом возможность появления на нашей улице не слишком дружелюбно настроенных людей. Хиро Конго, выслушав меня, покивал, а затем заметил, что устраивать шум напротив его собственной гуми будет только самоубийца, чем он и советует мне воспользоваться. Понятное дело, что разговор шел о Мане и Эне, так что в этом вопросе я встретил полное понимание старика.
А вернувшись к нему через два часа с парой подправленных программ, которые довёл до ума, повинуясь внезапно вспыхнувшей идее, я, вернувшись к своим «пациентам», неожиданно обнаружил, что оябун Конго изволит пить чай в очень интересной компании, выглядящей как симпатичная молодая японка с довольно короткой стрижкой. Процесс обоим определенно нравился.
— Что смотришь? — сварливо поинтересовался старый преступник, — Я всегда мечтал о внуках! Ты, конечно… ну…
Смутившись, дед принялся подыскивать слова, но выручила Эна:
— Слишком большой, суровый и страшный! — высказав это, она начала победно хрюкать в чай.
Возразить на подобное было нечем. Совершенно.
— Если она у тебя утащит какого-нибудь парня в свою рок-группу, мне не жалуйся, — только и сказал я родственнику, тут же слегка обрызганному своей недавно приобретенной внучкой. Чаем.
Как оказалось, это Кирью-младшей уже было не нужно. В комнате, которую мы огородили звуконепроницаемыми панелями, теперь упражнялись двое. Мана, уже вполне уверенно наигрывающая что-то на гитаре и… Хидэо Мидзутани, читающий мануал к синтезатору. При виде
— Мидзутани-кун, — обратился я к своему гостю, — Я принципиально не лезу в отношения своих родственников, но дам тебе небольшой совет — прекращай шарахаться от людей так, как будто бы они все тебе желают зла. Самое большое зло в этом доме отзывается на имя Эна, с ним ты, как понимаю, знаком прекрасно. Но если ей надоест то, как ты реагируешь на людей, то готовься оказаться в доме напротив, на пьянке с кланом якудза. Причем ты туда попадешь с легкой руки моей сестры. Мир после этого не будет прежним.
— Мы пытались ему объяснить, что ты не такой страшный, как выглядишь, — проговорила девушка, воткнувшая вчера своей бывшей подруге две палочки для еды в горло, — но у Мидзутани-куна такие рефлексы, видимо. Мы над этим работаем…
Плоховато, заключил я, глядя на содрогающийся мануал, синтезатор, да и самого парня. Он попросту будит во всех вокруг инстинкт хищника.
Навестив семью де Суньига, оценил идущий прогресс. У Джакобо, занимающегося весь день напролет со всем усердием, намечались положительные сдвиги, а вот его сестры не радовали. Вслух словами убеждая меня в том, что прилежно занимаются, обе девушки демонстрировали совершенно неубедительный тонус мышц и отсутствие изнеможения. Аппетит у них тоже оставлял желать лучшего, что весьма нелестно характеризовало их вранье… или заблуждения. Придется потратить день, лично проконтролировав их рутину.
Предупредив молодых испанок, что завтрашний день они проведут под моим надзором, я получил неожиданный звонок от хмурого Горо Кирью, приглашающего меня в додзё.
— Ты знаешь этих людей, внук? — грозно вопросил человек-гора, стоя перед своим домом. Там же собралась и большая часть его учеников, часть из которых удерживала четверых людей. Один из них был в костюме, еще трое носили недорогие и практичные джинсовые наряды. Все четверо были иностранцами, славянами.
— Нет, — ответил я, повторно осмотрев каждого, — Впервые вижу.
— Их взяли у вашей школы, — продолжил ста тридцатилетний старик, стоящий со скрещенными на груди руками, — Они ждали Такао.
— Вот как? — подойдя к пленным деда, я перешел на русский, — И зачем вам понадобился шестнадцатилетний школьник?
— Мы просто хотели у него спросить о том, не видел ли он нашу соотечественницу, — справившись с удивлением, проговорил «костюм», — Вы же Кирью? Акира Кирью? Тогда наш вопрос адресован будет вам.
— Меня зовут Акира Кирью, а хозяина этого додзё — Горо Кирью, — кивнул я, — Мы, выражаясь в понятном вам ключе, «держим» этот район. Вы ищете Елену Игоревну Сахарову, не так ли?
Русские или, по крайней мере, крайне похожие на русских тут же закивали.
— Я знаю, где она. Отпустите их.
Последнее адресовалось ученикам. Они послушались.
— Ты с этим разберешься? — донеслось от так и стоящего на одном месте Горо.
— Я с этим разберусь, — поклонился я старику, удивив его, — Прошу прощения за беспокойство.
Поклон, видимо, был воспринят как слабость, потому что стоило только воротам за нашими спинами закрыться, одному из «джинсовых» пришла в голову идея положить мне руку на плечо со словами: