Решающее лето
Шрифт:
— Северный зал можно снова открыть, — с энтузиазмом воскликнул Коллард, — не так ли, Фейрсайд? Во время войны туда угодила бомба. Но это прекрасное помещение, лучшее во всем музее.
Во мне внезапно проснулся энтузиазм организатора. Я почувствовал желание превратить этот провинциальный склад всякого хлама в лучшую на севере Англии картинную галерею. И я уже строил планы, гадал, насколько смогу рассчитывать на помощь городских властей и как заинтересуют мои планы общественность города.
— Можно мне посмотреть северный зал? — спросил
Мои спутники переглянулись.
— У кого ключи? — спросил Фейрсайд. Все пожали плечами.
— Где сторож? — раздраженно сказал Коллард. — Что, нет сторожа? Не может быть! У него же ключи. Где он?
Наконец ключи были найдены и мы открыли дверь длинного просторного зала, где царили пыль и запустение. Половина потолка была разрушена, а дыра затянута брезентом.
— Да, вид неважный, — сказал Коллард, — но дайте время, и вы увидите, во что его можно превратить. — От пыли, попавшей в нос, он громко чихнул; Коллард стоял, прислонившись спиной к дверному косяку, красное лицо сморщилось в гримасу, глаза слезились.
Я подошел к окнам, прорезавшим по всей длине северную стену зала, и посмотрел на пешеходный мостик с балюстрадой, перекинутый через широкий канал. На другом берегу медью горели под лучами закатного солнца ряды буков.
— Что это, по-вашему? — спросил подошедший Коллард. — Сислей? Или восемнадцатый век? Сколько ни смотрю, так и не могу определить. Но красиво, правда? Вам нравится?
Картина, открывшаяся из окна, так пленила меня, что я не сразу ответил. У кого-то из художников я видел эти буки, но у кого, я, как ни пытался, не мог вспомнить. Чувство единства с этим пейзажем внезапно охватило меня, словно все здесь было моей собственностью и я стал правителем этого маленького королевства, которое давно ждало меня. Это был мой зал, мой музей, мои владения, мой мост через канал, мои деревья. Даже небо над ними было мое, и я наконец ответил Колларду:
— Да, красиво.
— Значит, вы думаете, что сможете здесь кое-что сделать, а? Нам нужен человек молодой, энергичный, с идеями и планами. Вы согласны со мной, Крейн? Человек, способный прославить нас, не так ли?
Солнце скрылось за вершинами буков, лучи его, пробиваясь сквозь нижние ветви деревьев, окрашивали их в алый цвет, и от этого они казались прозрачными, как слюда. Вода в канале отсвечивала то бирюзой, то рубинами. Белая каменная балюстрада ослепительно сверкала, словно вобрала в себя весь свет уходящего дня.
— Это же Ромни, смотрите! — воскликнул Коллард. — Вон там, посередине. Видите?
— Дайте мистеру Пикерингу подумать, — резонно заметил Крейн. — И мы тоже должны все взвесить. Вопрос такой, что не следует торопиться. Рим строился не в один день. Нашему гостю неплохо было бы встретиться еще с Гендерсоном. Вы не откажетесь позавтракать с ним, скажем, завтра?
Они сами решали за меня, что мне делать. Они были неглупые, деловые люди, умудренные жизнью. Они ни в чем не перечили Колларду и в то же время
Последующие два дня мы занимались именно тем, что обсуждали детали. На третий день своего пребывания в городе я уже дал Колларду свое официальное согласие. Третий и четвертый день ушли на то, чтобы окончательно все обговорить, как положено при деловом соглашении, а на пятый состоялся официальный завтрак, где меня осторожно осмотрели со всех сторон, а затем дали понять, что я могу чувствовать себя здесь как дома. На шестой день, взволнованный и довольный, я все же был рад возможности удрать от них. Приехав в Лондон, я тут же заказал разговор с Прайдхерстом.
К телефону подошла Элен. Я упрекнул ее за слишком короткое письмо, которое она мне написала, и сказал, что она может поздравить себя с победой: я поступил именно так, как она хотела, — я продал себя Колларду, обрек на добровольную ссылку и теперь не вижу абсолютно никаких причин, почему бы ей не выйти за меня замуж.
Когда я выпалил все это, Элен молчала так долго, что мне пришлось напомнить ей, во что обходятся каждые три минуты разговора по междугородному телефону. Наконец она сказала:
— Милый, если бы ты знал, как плохи дела здесь. Сейчас я не могу говорить об этом, но ты мне очень нужен. Завтра я приеду в Лондон, хотя бы ненадолго.
— Обязательно приезжай, — сказал я. — Мне не нравится твой голос. Ждать тебя к ленчу?
— Нет. В ресторане нам не удастся поговорить. Я буду у тебя в два часа. Это удобно?
— Разумеется. Элен, ты выйдешь за меня замуж?
— Послушай, я не могу сейчас говорить об этом. На это есть серьезные причины. Потерпи, пожалуйста.
Я ощутил неприятный холодок страха.
— Почему я должен терпеть? В чем дело, что за таинственность?
— Никакой таинственности. Просто я не могу разговаривать сейчас. Не волнуйся, с Чармиан все в порядке, насколько это возможно.
— А Эван как?
— Расскажу завтра. До свидания, милый, — вдруг ласково сказала она. — Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась.
На следующий день поезд Элен опоздал. Она приехала почти в три. К этому времени я уже не находил себе места от тревоги и раздражения.
— Прости, — извинилась она. — Я не виновата. Что-то приключилось, как только мы отъехали от Тэнбридж-Уэста, какая-то поломка, а потом на Чаринг-кросс я минут двадцать ловила такси.
Она поцеловала меня, на секунду прильнула к моему плечу, но тут же выпрямилась и посмотрела мне в глаза.
И тут я заметил, что она не просто расстроена, а почти в отчаянии. Она была очень бледна, более, чем обычно. Кожа лица казалась сухой, под воспаленными, словно от долгой бессонницы, глазами легли темные круги.