Решающее лето
Шрифт:
— Понимаю. Не удалось выстрелом в лоб, можно попробовать мышьяк: медленно, зато верно.
Элен протестующе замотала головой.
— Я вижу, ты все же решила меня доконать. А выглядеть все будет так, будто я сам на это пошел.
— Разве так уж плохо иметь работу, которая хоть что-то сулит тебе в будущем?
— Следовательно, ты настаиваешь?
— Отнюдь нет, — горячо возразила Элен. — Поступай, как сам считаешь нужным.
Я сказал, что благодарен ей хотя бы за это. И она одарила меня своей щедрой улыбкой.
Мы обедали у Гвиччоли. Я рассказал ей о визите к Чармиан,
— Как отец? — спросил я.
Элен помрачнела.
— Ужасно.
— Что на этот раз?
— Не надо так. Я могу себе это позволить, но не ты. — Она умолкла. — Участился пульс. Я уверена, это желудок, он же утверждает, что сердце.
— Он показывался врачу?
— О, разумеется. Но врачам он не верит.
— Покажи его специалисту.
— Думаю, ему лучше держаться от них подальше, — устало сказала Элен — Дело не только в том, что они стоят бешеных денег, хотя и это для нас не пустяк. Вся беда в том, что они нагоняют на него такой ужас, что за неделю до визита к врачу он не спит и не ест. И когда он наконец попадает на прием к своей знаменитости, то уже по-настоящему болен. Он умрет не от рака, болезни сердца или почек, он умрет от своих бесконечных походов к врачам. Когда-то мне удавалось отговаривать его от этого, но это было до той злополучной ошибки. Теперь же, когда он велит мне записать его на прием, я безропотно подчиняюсь. Да еще отпрашиваюсь с работы, чтобы сопровождать его. И выхожу из себя, когда выясняется, что он абсолютно здоров. Если бы ты знал, сколько раз мы шли по Харли-стрит, Уимполл-стрит или еще по какой-нибудь улице, неприлично ругаясь, и я, уже не сдерживаясь, кричала на него просто потому, что была чертовски рада, что он здоров. Знаешь, как та мамаша, которая орет на ребенка, когда он упал, но, к счастью, не ушибся. В прошлый раз после такого визита к врачу я буквально довела его до слез. Когда я вспоминаю об этом, мне хочется вырвать себе язык.
— Ну, ну, зачем же так, — постарался успокоить ее я, — не надо заниматься самобичеванием. Ты прекрасно понимаешь, что, если бы ты не боролась с его приступами ипохондрии, он давно бы слег и не вставал. Каждый раз, когда ты поднимаешь его на смех, кричишь на него и издеваешься над его лекарями, ты вселяешь в него уверенность, что он совершенно здоров. И он на какое-то время успокаивается и верит. Представляю, что было бы, если бы ты вздумала ему поддакивать!
— Вот уж совсем не ожидала от тебя, — засмеялась она. — Ты, оказывается, мастер успокаивать! Право, мне будет не хватать тебя, когда ты уедешь.
— Тебе будет не до этого. Ты же собираешься в Прайдхерст. Ты уверена, что тебе стоит туда ехать? Мне кажется, мы с Чармиан не имеем права требовать от тебя этого.
— Но это необходимо ей, не так ли?
— Да, но…
— В таком случае, я еду.
— Три недели — это немалый срок.
— Если будет совсем невмоготу, брошу все и уеду. Обещаю тебе.
Я сказал, что мало верю в то, что ее присутствие что-либо изменит, но Элен была из тех, кто не покидает тонущий корабль, даже если жертва лишена всякого смысла.
— В тебе есть этакое подвижничество,
— Или Жанной д’Арк, — с вызовом добавила Элен.
— Нет. Ты всего лишь младший командир. А она была полководцем.
— Неужели тебе нравятся такие женщины? — не без лукавства тихо спросила Элен.
— Нет. Но я люблю тебя, и что бы я в тебе ни открыл, это уже не имеет значения.
Она ножом сделала в солонке небольшой холмик и тут же аккуратно разрезала его пополам. В этот вечер на ней было очень простое, но, без сомнения, очень дорогое платье оливкового цвета, которое я не преминул похвалить.
— Пожалуйста, не воображай, что я купила его для тебя, — сказала она. — Я купила его для визита в Прайдхерст, чтобы придать себе уверенности. Я действительно боюсь, веришь ли? — Но прежде чем я успел ей ответить, она быстро спросила: — Ты ничего не знаешь о Филдах?
— Нет, но надо бы навестить их.
— Зачем?
— Главным образом ради Наоми. А еще потому, что Хелена любила его.
— Не думаю, чтобы она смогла любить его сейчас.
— Надо знать Хелену, она нашла бы для него оправдание даже там, где он и сам не посмел бы этого сделать. Она придумала бы какую-нибудь фантастическую причину, чтобы объяснить, почему Джонни вынужден был красть автомобили. Ты заметила, что никому из нас в голову не пришло искать оправдания Эвану? Даже Наоми, слава богу, не пыталась оправдывать Джонни.
— Видимо, это просто невозможно.
— А вот Хелена обязательно попыталась бы. Когда она любила, она шла на все. Очевидно, мы не настолько любим Эвана и Джонни, чтобы решиться на такое. И это, пожалуй, очень плохо. Я ожидал от Наоми большей самоотверженности.
— Ну это уж слишком! Ты пытаешься лицемерие возвести в добродетель, — проворчала Элен.
— Я просто констатирую факт.
— Нет, ты всего лишь пережевываешь мертвые догмы, как жевательную резинку. Она потеряла вкус, но завязла в зубах.
— В двадцатые годы — очевидно, до того, как ты родилась, — я бы галантно раскланялся и сказал: «Весьма польщен, мадам».
— Не верю. Ты сам никогда не был лицемером, — самоотверженно защищала меня Элен.
— Да, пожалуй, не был. Но, увы, хотел им быть, когда мне было лет семнадцать.
Элен с сожалением посмотрела на стенные часы, строгие, окантованные черным и совсем не гармонирующие с позолотой и витыми канделябрами обеденного зала Гвиччоли.
— Мне необходимо вернуться в министерство. Чарльз недоволен, что я собираюсь в отпуск, и желает получить свой фунт мяса, пока я еще здесь.
Я уплатил официанту. Элен стремительно поднялась и, не дожидаясь меня, со свойственным ей независимым видом пошла к выходу, обходя столики.
Был душный предгрозовой вечер, на сером небе зловеще багровела полоса заката.
— Мы увидимся вечером? — спросил я.
— Боюсь, что нет. Мы ждем тетушку Тину к обеду (это была сестра Стивена), и мне неудобно будет сразу же исчезнуть. Она так внимательна к отцу все эти дни. Может быть, завтра?
— Завтра так завтра. Тогда я наберусь решимости и загляну к Филдам.