Решающее лето
Шрифт:
— Огорчен? Почему же? Неужели вы…
— Моя дорогая, — поспешил я успокоить ее. — Я был огорчен, потому что хорошо знал, какой человек мог бы сделать вас счастливой.
Наоми была несколько обеспокоена таким поворотом разговора, но это помогло ей на время отвлечься от печальных мыслей о Джонни.
— И кто же этот человек? — спросила она.
— Какой-нибудь способный молодой врач, — серьезно ответил я. — Любой положительный человек, даже — а почему бы и нет? — даже священник. Любой, кто намерен чего-то добиться в жизни и преисполнен похвальной решимости сделать это упорным
Разочарование, на мгновение отразившееся на ее лице, тут же сменилось явным облегчением. Наоми рассмеялась.
— Вот и ошибаетесь. Раньше, возможно, мне нужен был бы такой муж, но не теперь. Теперь мне нужен только Джонни. Мы никогда еще не были внутренне так близки, как сейчас.
Услышав в передней шум, Наоми заторопилась навстречу мужу и обняла его, как только он появился на пороге гостиной. Это напомнило мне кадр из какого-то банального фильма.
Джонни, смущенно улыбаясь, глядел на меня через плечо Наоми, а потом, высвободившись наконец из ее объятий, протянул мне руку.
— Как приятно снова видеть тебя, Клод. Тебе ничего не дали выпить? Наоми, какая же ты хозяйка? Как поживаешь? Ты прекрасно выглядишь.
Отвечая на его вопросы, я вдруг с удивлением заметил, как сильно сдал Джонни за те несколько недель, что я его не видел. Он очень похудел, и костюм болтался на нем как на вешалке; узкое лицо между большими торчащими ушами казалось до смешного маленьким. Он напоминал лемура своими огромными круглыми глазами, для которых череп служил всего лишь хрупкой оправой. Но, несмотря ни на что, Джонни был по-прежнему элегантен, насколько это было возможно при столь резкой худобе, аккуратно подстрижен и причесан, в белоснежной сорочке и начищенных до блеска ботинках. Безымянный палец левой руки украшало кольцо с печаткой из оникса.
Он устало плюхнулся в низкое мягкое кресло, перекинув ноги через один подлокотник и удобно положив голову на другой, потом с улыбкой принял из рук Наоми стакан с виски и позволил сунуть себе в рот раскуренную сигарету.
Теперь я почти не сомневался, что Наоми осталась прежней, несмотря на героическую и нелепую роль, которую она сама на себя взяла, а вот Джонни разительно изменился или находился в процессе такого изменения.
Я еще не видел, чтобы Джонни так уверенно, покойно и уютно чувствовал себя дома. Я не мог упрекнуть его в том, что он полностью игнорирует мое присутствие, поскольку он уселся ко мне боком, однако его манеры казались подчеркнуто непринужденными и небрежными. Между нами теперь были иные отношения, и это его явно устраивало. Но тон его оставался прежним, так же как и его излюбленные словечки и выражения и привычка подтрунивать над собой. Он осведомился о Чармиан и Шолто, огорченно поморщился, выслушав мой ответ, и ограничился лишь коротким замечанием.
Я спросил, видел ли он Лаванду.
— Этого кретина? — ответил он. — Не имею ни малейшего желания. Я отнюдь не кровожаден, но знаешь, Клод, я с удовольствием разделал бы его, как свиную тушу, и сдал бы в чемодане в камеру хранения на каком-нибудь вокзале.
Наоми громко и неестественно расхохоталась, но тут же умолкла, словно задохнулась. Несколько минут мы сидели молча. Наоми, чтобы как-то
Филд неожиданно повернулся и в упор посмотрел на меня.
— Знаешь, я рад, что ты зашел, но лучше бы ты этого не делал, — медленно промолвил он. — Я просто не знаю, как себя вести теперь. Прикидываться веселым и беспечным, пожалуй, было бы лучше всего…
— Разумеется, — подхватила Наоми деланно веселым голосом.
— Но это чертовски трудно, — продолжал Филд. — Я очень хорошо представляю себе все, вплоть до того момента, когда объявят приговор и предложат попрощаться с родными. Но мне трудно представить себе, что будет дальше. Я боюсь даже думать об этом. И если я начну об этом думать, я не выдержу.
— Он только так говорит, но он выдержит, — быстро вмешалась Наоми. — Подвинься, милый, я сяду рядом.
— Вот сейчас я, пожалуй, выдержу, — согласился Джонни, улыбнувшись, и посмотрел на губы Наоми. Не отрывая чуть насмешливого и вместе с тем нежного взгляда от лица жены, Джонни заговорил, обращаясь ко мне: — Наоми считает, что у нас с нею сейчас идеальное согласие. Возможно, она права. Когда я отбуду свой срок, — он произнес эти слова очень медленно, словно иронизируя над самим собой и стараясь не замечать их зловещего смысла, — это, должно быть, пойдет мне на пользу, я стану лучше, то есть никогда больше не встану на такой путь. Ну, а вот Нао станет хуже. Тогда между нами действительно не будет разницы, кроме, разумеется, чисто внешней, а?
— Не надо, милый, — запротестовала Наоми.
Джонни перевел свой взгляд на меня.
— Подумай только, теперь я долго не буду причинять тебе хлопот! Ты отдохнешь. Ты и сам не представляешь, как это будет здорово.
— Я постараюсь сделать все для Наоми.
— Спасибо, Клод. — Он подтянул согнутые ноги почти к подбородку, ловко перекинул их через колени Наоми и опустил на пол. Теперь он сидел в кресле в нормальной позе и, наклонившись ко мне, предложил еще виски. — Наоми будет дорого твое внимание, особенно когда подойдет срок.
Я совсем забыл, что Наоми ждет ребенка.
— Ну, хватит, — вдруг решительно сказал Джонни, — хватит говорить о неприятных вещах. Как поживает Элен?
— Прекрасно. Очень занята, правда.
— Я ошибся, вообразив всякий вздор… — На мгновение к нему словно бы вернулись его прежняя подкупающая юношеская неуверенность и смущение. — Это не мое дело, я знаю. Забудь об этом.
— Я надеюсь, мы с Элен скоро поженимся, — сказал я.
— Она очень тебе подходит, — мечтательно заметил Джонни. Глаза его потеплели, нахмуренный лоб разгладился. — Нао, правда, со мной не согласна, но я нахожу, что Элен красива.
— О нет, в ней, безусловно, есть какая-то привлекательность, — смущенно запротестовала Наоми. — Но когда я говорю о красоте, то имею в виду прежде всего классическую красоту в общепринятом смысле слова. Идеал такой красоты — Венера Милосская. Хотя, если бы кто-нибудь встретил в наши дни такую женщину, она показалась бы слишком толстой и скучной.
— Элен понравилась бы Хелене, — сказал Джонни, снова возмутив меня своим тоном давнего друга семьи. — Я уверен.