Революция отвергает своих детей
Шрифт:
Из всех предметов самым интересным была история Коммунистического Интернационала.
Развитие коммунистических партий в каждой отдельной стране, борьба и революционные события, начиная с 1919 года, нам так ярко были представлены, что казалось, мы все это сами пережили. Восстание Спартака, борьба в Рурской области и в Средней Германии, революционные события в Польше, гигантская волна забастовок в 1920 году в Италии, захват власти Муссолини, борьба в Болгарии в 1923 году, период так называемой «относительной стабилизации» 1924–29 годов, мировой экономический кризис, захват власти Гитлером…
Все эти исторические события преподносили нам красочно и подробно, правда, как мне пришлось впоследствии убедиться — в сталинской фальсифицированной версии.
Подробно разбирались революционные движения
Из тем, которые мы разбирали в немецкой группе, больше всего интересовала политическая и идеологическая борьба с нацизмом. Другие темы — диалектический и исторический материализм, политическая экономия и т. д. — я уже проходил в советском вузе на курсе лекций об «Основах марксизма–ленинизма», в то время как подготовка к политической борьбе с нацистской идеологией была для меня чем-то совершенно новым. Большой цикл лекций в школе Коминтерна был посвящен истории Национал–социалистической партии Германии, организации «Гитлер–Югенд» («Гитлеровской молодежи»), и другим нацистским организациям, а также биографиям нацистских вождей. Основное внимание было уделено анализу сущности нацизма и причинам захвата власти Гитлером. На основании подлинных источников мы изучали нацизм до мельчайших подробностей — расовую теорию, теорию жизненного пространства, знакомились с нацистским толкованием истории и т. д. Мы так основательно этим занимались, что когда уже после 1945 года я встретил настоящих нацистов, то с удивлением констатировал, что я гораздо лучше знаю их идеологию, чем они сами.
Я всякий раз удивлялся той относительной широте взглядов и объективности, с которыми в школе Коминтерна разбирался нацизм и нацистская идеология, да еще во время войны, которая шла не на жизнь, а на смерть. Часто кому-либо из курсантов поручалось прочесть доклад с изложением нацистских тезисов, а другие должны были с ним полемизировать и опровергать нацистские аргументы.
Тот курсант, который должен был излагать и защищать нацистские аргументы, должен был это делать предельно ясно и убедительно, так как, чем искуснее он защитит нацистскую идеологию, тем лучшую получит оценку за свое выступление.
Иногда сам Класснер брал на себя роль защитника нацистской идеологии. И он с таким уменьем преподносил все тезисы, — мало кто из нацистов мог бы это сделать с таким мастерством, — что было не так-то легко найти контраргументы.
Мы могли читать не только нацистскую литературу, но также манифесты и декларации буржуазных и социал–демократических партий разных стран, а также энциклики папы, но эта терпимость школы Коминтерна имела, конечно, свои границы. Насколько охотно нас знакомили с другими политическими идеологиями (очевидно, считая, что они абсолютно не опасны, так как никто из нас ни на секунду не попадет под их влияние), настолько строго было нам запрещено читать что-либо о коммунистических фракционных группах. Здесь прекращалась всякая терпимость. Мы слыхали такие имена как Брандлер, Тальгеймер, Рут Фишер, Маслов, Корш, Катц и имена других оппозиционеров, которые в двадцатых годах вместе со своими приверженцами вышли из германской компартии, или были из нее исключены, и основали оппозиционные организации. Но к чему стремились эти группы, каково было их направление — об этом мы ничего не знали. То же самое относилось и к фракционным группам внутри большевистской партии. Ни о «рабочей оппозиции» во главе со Шляпниковым, ни о группе «демократического централизма» во главе с Осинским, ни о троцкистах, ни о бухаринцах нам не дали прочесть из подлинников ни единой строчки. Это особенно бросилось мне в глаза во время лекций и семинаров о троцкизме.
Когда поднималась эта тема, нашего лектора, Класснера,
Тогда я не понимал, в чем дело, хотя причину этого, собственно, нетрудно было разгадать. Мы не должны были знакомиться с заявлениями и высказываниями фракционных групп, так как их точка зрения была для Сталина опасной. Сталинское руководство знало, что оно ничем не рискует, Давая нам читать речи Гитлера или Геббельса, манифесты буржуазных партий или энциклику папы, так как оно было уверено в том, что подобное чтение не окажет на нас абсолютно никакого влияния. Но книги Троцкого, манифест антисталинских фракций, где с марксистских же позиций нападали на сталинский режим в Советском Союзе и подвергали его критике, по меньшей мере, произвели бы на нас сильное впечатление.
Наряду с политико–теоретическими занятиями, чрезвычайно много времени уделялось и актуальным, вопросам. Необходимость умения «сочетать теорию с практикой» было у нас неписаным законом. Поэтому в группах часто разбирались политические вопросы современности, причем каждая группа должна была заниматься современной ситуацией и задачами сегодняшнего дня компартии в соответствующей стране.
Основным материалом для этой темы служил материал о так называемом «Совещании национальной конференции мира» в Германии, которое якобы состоялось в ноябре 1942 года в одном из городов Рурской области. Нам было сказано, что на этом подпольно организованном совещании, — в котором принимало участие около 30 человек, среди которых были представители профсоюзов, представители компартии Германии, представители социал–демократической партии Германии, один священник и несколько представителей буржуазной интеллигенции, — был выработан план прекращения войны и свержения Гитлера.
У меня лично были большие сомнения, состоялась ли в действительности эта конференция, и я был не единственным сомневающимся. Сомнения в этом вопросе были тем более обоснованными, что заявление в точности соответствовало «генеральной линии» (уже после 1945 года я узнал, что этого совещания на самом деле никогда не было. Оно и теперь в Советской зоне никогда не упоминается).
Но в те времена никто из нас не посмел высказать сомнение в реальности этого «западногерманского совещания» и принятая им «программа» служила базой для наших занятий.
«Западногерманское совещание» призывало к созданию подпольных «народных комитетов» и поэтому на семинарах мы тоже должны были упражняться в создании «народах комитетов».
Из всех предметов школы Коминтерна «Политические вопросы современности» был самым слабым. Почти всем участникам немецкой группы пришлось покинуть Германию еще в детском возрасте. Мы не имели ни малейшего понятия о положении в Германии вообще, и о подпольной работе на ее территории, в частности. Правда, Лене Берг после захвата власти Гитлером работала там еще полтора года, но ее сведения устарели и не давали нам никакого представления о положении в Германии 1942 года. Мы на бумаге бодро организовывали в различных городах и округах Германии подпольные «народные комитеты». Так проверялись наши организаторские способности. Но все это было чрезвычайно наивно. Обычно нам сначала давались самые важные данные о каком-нибудь определенном городе в Германии: о социальном составе, о процентном соотношении рабочих, крестьян и интеллигенции, о результатах выборов 1932 года в данном городе, о составе населения по вероисповеданию, о состоянии местного хозяйства и о количестве пережитых городом налетов.