Ричард Хукер

Хукер Ричард

– Весьма приятно завести знакомство, Ловец, – сказал он. – Ты уверен насчет триппера? Уж очень видок у тебяя… энто…, понимаешь, совсем запущенный.

– Нету никакого триппера. Уже нету. Я худой оттого, что не ем ни черта.

– Это еще зачем?

– Отвык.

– Ну, не переживай об этом, – сказал Ястреб.

– С кем не бывает, – прибавил Дюк.

Итак, двойка превратилась в тройку. Часом позже тройняшки шатаясь ввалились в столовку, держа друг дружку под руки.

– Джентльмены, – пафосно объявил Ястреб, – Разрешите представить: Ловец Джон, гордость Винчестера, Дартмаутского Колледжа, и Палатки Номер Шесть. Если кому-нить из вас – необразованных бездельников, он не нравится, то вам придется отвечать за это перед Дюком Форрестом и Ястребом Пирсом.

4

Через

несколько недель после идентификации капитана Джона Макинтайра, как Ловца Джона, ситуация в лагере утряслась и пошла рутина. В течение двенадцатичасовых смен доктора иногда работали до изнурения, иногда гоняли мух, но чаще всего работали где-то между этими крайностями. Основная масса раненых поступала круглые сутки из фронтовых медпунктов на машинах скорой помощи, за исключением наиболее серьезных раненых – доставляемых на вертолете. Это означало, что наиболее тяжелые ранения поступали обычно днем, так как вертолеты не летали ночами. Дежурных ночной смены, проработавших с 9 вечера до четырех утра и уже прибравших за собой операционную, можно было увидеть в едва просачивавшемся в долину утреннем свете, вытягивающими шеи на север, заглядывающими за минное поле и реку с её железнодорожным мостом. Они всею душой надеялись, что из туманной дымки не материализуются вдруг вертолеты.

Когда раненых было много, расписание смен игнорировалось, и каждый работал пока мог соображать и действовать. До тех пор пока буквально не валился с ног. Поверженные усталостью, доктора отползали поспать несколько часов, и возвращались на рабочее место. Когда же на фронте наступало относительное спокойствие – как правило, зимой и ранней весной – в лагере вдруг появлялось свободное время и исчезали идеи: что с ним делать? Палатка Номер Шесть, жилище Форреста, Пирса и Макинтайра, стала центром социальной активности. Палатку прозвали «Болото», частью от того, что она напоминала облюбованные привидениями руины посреди какой-нибудь трясины, частью от того, что Пирс, будучи студентом колледжа, не был в состоянии платить за комнату в общежитии, и проживал рядом с территорией колледжа в сарайчике, которую одноклассники прозвали Болотом. Красные большие буквы –БОЛОТО– были нарисованы на двери Номер Шесть. Коктейльный час на Болоте начинался в 4 дня. В это время обычно просыпалась ночная смена и заглядывала в Болото на пару стаканчиков перед ужином. В это же время дневная смена, если уже нечего было делать, могла расслабиться. Коктейли делались из гораздо более качественных сортов выпивки, чем большинство участников могло себе позволить дома. Любимым напитком был мартини, разливаемый до краев в обычные стаканы для воды. Частым посетителем вечеринок в Болоте был лагерный католический капеллан – Отец Джон Патрик Мулкахи, уроженец Сан-Диего и бывшей Мэринолл Миссии. Он был худ, выглядел вечно голодным, крючконосым, рыжеволосым, а в глазах обитателей Болота он был единственным и неповторимым. Обитатели Болота не были рьяными почитателями какой-либо из религий. Ястреб утверждал, что его растили прилежным баптистом, но в последнюю минуту у него сдали нервы. Дюк слыл омывающим ноги баптистом, а Ловец Джон – бывшим сторонником римской католической церкви, давно сдавшим свои наколенники в утиль. Дюк присвоил священнику кличку «Даго Красное note 2 », а последний принял ее, совершенно не обижаясь. До армии, Даго Красное прожил пять лет в Китае, и семь лет на вершине горы в Боливии. Его контакты были ограничены. С появлением Дюка, Ястреба и Ловца Джона, у него появился стимул разговаривать на различные темы, включая политику, хирургию, грехи, бейсбол, литературу и даже религию. Даго Красный сочетал в себе достоинство своей профессии с мудростью, пониманием и человеколюбием простого миссионера, способного относиться с терпением даже к обитателям Болота. Он стал практически одним из них. Однажды в два часа ночи в операционной Ястреб и Ловец Джон сражались и проигрывали битву за жизнь одного парнишки, которому прострелили и грудь, и живот. Невзирая на то, что кровотечение было под контролем, и свежая кровь своевременно вливалась, пациент, чья брюшина десять часов заражалась утечкой из разорванной прямой кишки, уходил во все более глубокий шок.

Note2

2

– Думаю стоит послать за Даго Красное, – сказал Ястреб.

– Позовите Даго, – приказал Ловец Джон.

Санитар побежал. Священник появился в считанные минуты.

– Чем могу вам помочь, друзья? – спросил Отец.

– Поколдуй над ним напоследок, – сказал Ястреб. – Ему недолго осталось.

Отец Мулкахи свершил полагающийся умирающему последний обряд. Вдруг прямо после этого давление пациента подскочило от нулевого до 100, пульс убавился до 90, а позже пациент совсем выздоровел. После этого случая Даго Красное часто звали «поколдовать». Для обитателей Болота говорили об этом в шутку, но когда ситуация действительно становилась серьезной, никто не хотел обходиться без «колдовства». С точки зрения Даго все его действия были совершенно серьезными. Многие бессонные ночи он провел колдуя или вливая пиво, виски, кофе напополам с утешением в расстроенных хирургов, чьим пациентам его колдовство не помогло, или пока еще не подействовало. Все это делалось с лучшими намерениями, но несколько раздражало Дюка Форреста. Протестантские

убеждения были в нем сильны, а от такого тесного соседства с аккредитованным представителем оппозиции его иногда тошнило.

– Вы-ы… эт-та, Даго, трясете чётками весьма эффективно, – сказал он однажды вечером, – но, как знать, может и любой из моих парней может делать это с таким же успехом, а?

– Я в этом уверен, – спокойно ответил Даго.

– Я те вот чо скажу, – сказал Дюк, – В следующий раз если надобность будет, я попрошу Трясучку Сэмми поколдовать.

Трясучка Сэмми был протестантским капелланом. Его обитель находилась в инженерном подразделении – дальше по дороге. Его прозвали Трясучкой Сэмми потому, что он просто обожал жать и трясти всем руки. Как только он приезжал в госпиталь – тут же начинал жать всем руки, и уже не останавливался. В одно прекрасное утро люди, чьи руки уже были пожаты Трясучкой на въезде в лагерь, стали маневрировать, чтобы снова и снова появиться на его пути. Трясучка Сэмми пробыл в лагере два часа, и за это время пожал руки триста раз у пятидесяти человек. Невзирая на кучу предупреждений, Трясучка так же не мог избавиться от дурной привычки писать письма домой за раненых солдат, не интересуясь степенью и местом их ранения. Однажды, еще до того как Дюк смог его пригласить поколдовать, Сэмми написал письмо за парня, умершего два часа спустя. В письме он написал матери солдата, что все хорошо, и он скоро вернется домой. Он совершенно не поинтересовался состоянием пациента. Медсестра, случайно видевшая письмо, рассказала об этом Дюку и Ястребу. Они вывели Трясучку Сэмми из госпиталя, проводили его подальше, и прострелили все четыре колеса его джипа. Это надолго отвадило Трясучку Сэмми от лагеря.

– Да, похоже, придется соглашаться на услуги вашего язычника с чётками – сказал в тот день Дюк, – может, удастся его обратить?

Дискуссия на тему переобращения была прервана прилетом вертолета двумя серьезно раненными бойцами. Осмотр входного отверстия пули, вспухший живот и серьезная степень шока предполагали, что пуля пробила отверстие в малой вене кава правого предсердия, или даже в брюшной аорте. Поскольку малая вена кава и брюшная аорта отводят и поставляют кровь в нижнюю часть тела, шансов на выживание у бойца было весьма мало. Ястреб, Дюк и Ловец сразу же приступили к работе: начали вливать кровь, дали пациенту Левофед для поднятия давления. Была бы возможность – они бы подождали, пока его состояние стабилизируется, но времени не было совершенно. Ужасный Джон Блэк – анестезиолог – вставил трубочку в трахею, что позволило ему подавать и контролировать анестезию. Ястреб Пирс вооружился скальпелем, и они приступили. Доктора перевязали вену кава гораздо быстрее, чем это было принято на гражданке. Ястреб всадил огромную иглу в аорту, чтобы качать кровь из основного источника.

– Тащите сюда Даго, быстро, – крикнул он в первую подходящую секунду.

Отец Мулкахи уже входил в операционную.

– Чем помочь, ребята? – спросил он.

– Всем своим умением и Крестом; простым текстом или с наворотами. Главное – старайся! – ответил Ястреб.

Благодаря постоянному вливанию крови и действию Левофеда, из хаоса и отчаянья медленно стала зарождаться надежда. Настоящему чуду сильно помогли юность и мощь пациента, быстрая и ловкая хирургия, виртуозное и эффективное употребление Креста Даго Красным. У Дюка и Ястреба в следующую субботу был выходной, и они приняли на грудь несколько больше рекомендуемого.

– Нам чото надо для Даго Красного сделать… – заявил Дюк – Ну, что-нибудь, чтоб показать, что мы ценим все его колдовство, махание чётками и мастерское обращение с Крестом.

– Безусловно, – ответил Ястреб – Ты что-нибудь придумал?

– Не-а, ниче пока не пришло в башку, но душа требует чего-то впечатляющего.

– Может, кого в жертву принесем?

– Ястреб! Ты, энта, просто настоящий гений. Айда за Трясучкой Сэмми!

– Мудрый выбор, – ответил Ястреб – давай, нарой нам джип, а я разыщу Ловца.

Через считанные мгновенья они уже считали ухабы в темноте по дороге к инженерному корпусу, где затаился Трясучка Сэмми. Его взяли тепленьким во сне, связали, заткнули кляпом, и бросили на заднее сидение джипа. В шесть часов воскресного утра, когда Даго Красное появился у капелланской палатки с целью свершить раннюю Мессу, его глазам предстало ужасное видение: он увидел крест. Привязанным к кресту висел его протестантский коллега – Трясучка Сэмми. Вокруг него на земле была набросана куча соломы и прочего воспламеняющегося мусора, в том числе пара матрасов. На матрасах валялись капитаны Пирс, Форрест, и Макинтайр.

– Что здесь происходит? – спросил святой отец Джон Патрик Мулкахи.

– Мы обязаны это сделать! – икнул Ловец Джон.

– Вы все пьяны! – возмутился священник.

– Дык, мы всего чуток выпили – промычал Дюк.

– А ну-ка, прекратите все это, а то вам попадет, – сказал священник и заметил в руке Дюка бутылку – А ну, дай сюда бутылку, Дюк!