Римская карусель
Шрифт:
Дочери должно быть намного страшнее, чем матери, поняла вдруг Кассия. Ведь она еще даже не знает, почему оказалась в подземелье, откуда не может вырваться. Ей невдомек, что бог смерти со многими именами хочет сделать ее царицей. Тем более, что она еще совсем маленькая девочка. Кора. Ей всего шесть лет.
Почему шесть?
Кассия вообразила-увидела-вспомнила образ черноглазой женщины. Волосами ей служили ниспадающие до плеч густые переплетения стеблей, листьев и цветов. Это была богиня-мать Деметра. Глядя неотрывным взором в глаза своей дочери Кассии-Персефоны, женщина велела:
"Смотри в глаза своей матери!".
Чей-то вскрик словно подал сигнал остальным погруженным в темноту участникам церемонии. То здесь, то там во мраке раздавались звуки плача, рыдания, тихого смеха, чей-то хохот. Все это вместе с голосами хора и ударами грома смешалось в одну неразличимую звуковую паутину, повисшую где-то под потолком подвала, где сидела маленькая девочка.
В углу капала вода. Кассия лежала на матрасе, укрытая грубым солдатским одеялом, которое бросил ей стражник. Капли стучали непрерывно. Вода постепенно покрывала земляной пол безрадостного помещения. Кассия, зная, что находится в элевсинском храме, была бессильна остановить эту сцену. Она понимала, что напряжением воли могла бы встряхнуть с себя наваждение, но что-то в ней требовало прожить его до конца.
Девочка хотела от матери того, чего та дать не могла: тепла. Девочка чувствовала себя оставленной, незащищенной и брошенной. Мать не приходила ей на помощь. Сегодняшняя Кассия неожиданно обнаружила, как жестоко она страдала без внешних проявлений любви Луциллы. Это открытие ее разозлило. Не для того она в течение столетий стремилась в Элевсин, чтобы какая-то сила начала внушать ей, будто ей очень важна та никчемная, неверная, холодная женщина, своей распутной трусливостью погубившая отца.
Однако вода продолжала подниматься и уже затопила матрас. Девочка вскочила. Щиколотки ее были в воде, и ей становилось холодно. Внутренний жар, вызванный таинственным напитком, куда-то исчез. Теперь мороз сковал все члены и прочно утвердился в костях и крови, во внутренних органах. Одеяло девочку не спасет. Отогреть ее могла только мать, но та не шла ей на помощь!
Возникло незваное понимание: Кассия вмиг отказалась бы от всего своего высокомерного презрения к Луцилле за одно лишь мгновение материнской ласки.
Слова хора стали доходить до сознания посвященной. Кажется, то уже были строки не Гомера, а Пиндара:
– Блажен тот, кто, увидев это, ступает на путь в подземное царство. Он знает конец жизни, также как и ее божественное начало!
"Смотри в глаза своей дочери!" - велела вдруг богиня.
Повинуясь приказу, Кассия Луцилла отождествилась со своим вторым именем. Она стала рыжеволосой женой Секста Старшего, лишенной дочерней любви. Луциллой, которая, подобно Деметре, всю жизнь искала свою дочь, но, в отличие от богини, так и не нашла ее. Луциллой, тосковавшей по Кассии, но неспособной выразить ей свою любовь из-за собственной ледяной скованности, ибо лед был ее природой.
Лишь теперь стало понятно, почему от горя Деметры исчезли все всходы на земле, почему деревья, кусты и травы перестали расти, цвести и давать плоды.
Мать и Дочь были едины.
Девочке, чтобы вырваться из своей темницы, необходимо было слиться с нею, воцариться в этом подземелье, умереть и воскреснуть. Маленькая девочка могла стать Корой, стать обнаженной красавицей Фриной, ступающей из храма, чтобы окунуться в море во славу Великой Дочери.
Но для этого надо было дать подземелью себя убить, а Кассия не могла этого допустить! Стены узилища смыкались, приближаясь к ней с ужасающим лязгом и грохотом. Стало невыносимо жарко. Вместе с испепеляющим жаром росло чувство отверженности и нестерпимое желание вырваться на свободу.
Во мраке Телестерия возникла неожиданная вспышка, которая тут же погасла. Раздались крики застигнутых врасплох людей.
Прогремел гонг.
Последовали еще несколько вспышек. Они возникали в разных местах огромного зала.
Кассия уже знала, что сейчас начнется переход к самой главной части таинств, что люди, которые еще не пережили встречу с богиней, сейчас переживут ее. Она поняла, что богиней будет не Мать, как ожидалось после всевозможных объяснений и пересказов преданий, а Дочь. Ибо она и есть Богиня этого святилища, та, что вступила в подземное царство и, став его повелительницей, возродилась к жизни с зернышком граната на языке.
Кора, Девушка, Персефона, Прозерпина - имена ее можно было перечислять бесконечно. Некоторые были открытыми, другие - тайными. Именно Кора была преодолением смерти, ибо, не умерев, нельзя возродиться. И в апофеозе таинства посвященным открывалось, что Мать и Дочь это единое божество, объемлющее весь мир, что все истории, рассказывающие о них, как о разных существах, не достигают тайной сути, ибо предназначены они для непосвященных.
Кассия знала, что всякий, увидевший Дочь во всей ее страшной красе и на мгновение ставший ею, навсегда освобождается от страха смерти, поскольку ему открывается сокровеннейшее единство смерти и жизни. Она знала и то, что лицезрение воскресшей Персефоны сопровождается таким всепроникающим блаженством, что след его и память о нем останутся на всю жизнь и, быть может, и на всю смерть.
Но чувство отверженности так и не отпустило Кассию, и она, зная теперь тайну Элевсина, поняла также, что не допущена лицезреть Персефону. Совет, полученный от Лонгина, оказался неверен. Юная древняя Кассия пришла сюда, не имея на то права, ибо явилась она не с чистыми намерениями, и на руках ее была кровь многих людей. Отнюдь не безвинных, но человеческих существ.
Кассия, неподвластная времени, не могла умереть и возродиться. А все эти тысячи людей, смертных, стареющих, с бесформенными, измученными временем и житейскими невзгодами телами и душами, - могли! Им было дано то, что не дано ей, единственной, наделенной чудесным даром избраннице неведомого, все еще неведомого божества.
В зале становилось ярко и шумно. Странные, подобные молниям, вспышки следовали теперь чередой, становились продолжительнее, и вскоре весь зал озарился потоками света. Огромное пламя всколыхнулось над навесом трона иерофанта и вырвалось в небо через внезапно образовавшееся отверстие в крыше Телестерия. Люди кричали "Иакх!", приветствуя чудо, и шли к центру зала. Они спускались с трибун и входили в зал с площади.