Рис
Шрифт:
– Оттого что отец их по-прежнему всем заправляет, – сверкнули рассудочным блеском глаза Бао Ю. – Ничего братья сделать не смогут, пусть даже того захотят.
Гость извлек из кармана коробку с сигарами и положил одну в рот:
– Я до см ерти отца был таким. Ныне всё по-другому. Тьма дел настоящих да старые счеты: не знаю порою, как всё в голове уместить.
С теплым чувством Ци Юнь наблюдала за гостем. Лицо Бао Юутопало в табачном дыму: очертанья его, безмятежные, мягкие, как лунный свет,
– Воздаяние гибель отца твоего. Смерть же матери просто несчастье. Она так страдала в стен ах дома Лю, а сгорела, костей не нашли.
Ци Юнь хлюпнула носом:
– Всего прегрешений, что тело свое мужикам отдавала. А те взяли жизнь.
Бао Юлишь пожал удивленно плечами:
– Лица ее даже не помню. Вы знаете, нянька вскормила меня. Да и с матерью видеться не разрешали. Не помню.
– Чему удивляться? Всяк может забыть свои корни.
Ци Юнь встала с кресла и вскоре вернулась из внутренней комнаты с маленьким свертком.
– Нашла на пожарище в день ее смерти, – Ци Юнь, развернув красный шелк, поднесла Бао Юизумрудный браслет. – Это всё что осталось от мамы твоей. Я тебе отдаю. Ты невесте подаришь.
Взяв с шелка браслет, Бао Юосмотрел на свету украшенье и тут же вернул его тетке:
– Неважная вещь. Просто камень зеленый. К тому же без пары цена ему грош.
– Грош, не грош: он от мамы остался, – взглянув исподлобья на гостя, Ци Юнь прикоснулась к покрытому въевшейся сажей браслету.
И сердце её вдруг наполнила боль. По щекам покатились невольные слезы.
– Бедняжка. Бедняжка Чжи Юнь, – вспомнив, кстати, свою бестолковую жизнь, Ци Юнь в голос заплакала.
– Ну если так, я, пожалуй, возьму, – Бао Ю, усмехнувшись, отправил в карман безделушку. – Теряюсь, когда при мне плачут. Не надо.
– Я плачу не только по маме твоей. По себе. Отчего так судьба к нам жестока? В каком прегрешеньи повинен род Фэн?
Бао Юи Чай Ш эн вместе вышли на внутренний двор.
– Не сердись, – сказал гостю Чай Ш эн. – Нрав такой у нее: то смеется, то злится. В любое мгновение может заплакать.
– Я знаю, – ответил ему Бао Ю. – Я всё знаю про ваше семейство.
На кухне готовили снедь Сюэ Ц яо с Най Ф ан. Из окна южной спальни неслись неприятные звуки.
– Ми Ш эн на гармошке играет?
Чай Ш эн покивал головой:
– Странный он. Заниматься ничем не желает. Лишь днями дудит в свою дудку.
Поддев птичьи перья ногой, Бао Юпонимающе вытянул рот в чуть заметной усмешке:
– Я знаю. Он рисом сестру придушил.
К ужину стол был уставлен
– Бао Ю! – Ци Юнь благочестиво обрызгала стену вином. – Поклонись духам деда и матери. Да отведут от тебя все нап асти.
– На самом-то деле, – смутился племянник, – я здесь посторонний. Обычно я чествую предков отца, но коль скоро так тетя желает...
Достав из кармана платок, Бао Юразложил его на тростниковой подстилке и, встав на одно лишь колено, отвесил поклон алтарю. Посчитав его позу смешной, Сюэ Ц яо хихикнула.
– Дура, – Ци Юнь наградила её строгим взглядом. – Над чем потешаешься?
В это мгновенье в дверях показался У Л ун. Не успел он войти, как в гостиной повисло такое безмолвие, что стало слышно, как тлеют в подсвечнике красные свечи. Измерив глазами вскочившего н аноги гостя, У Л ун оглушительно высморкал нос:
– Объявился... Я знал, что когда-нибудь явишься. Я же терпеть не могу эту дрянь...
У Л ун сгреб со стола поминальную утварь, подсвечник, надписанные именами покойных дощечки и, сбросив на п ол, заявил обалдевшей Ци Юнь:
– От живых тебе помощи нет, так какой толк от мертвых?
Усевшись за стол, он обвел все семейство единственным глазом:
– Ну, вы, кто ни есть, налегай на еду. Это вещь настоящая.
Мигом прикончив две миски вареного риса, У Л ун, обгрызая свиное ребро, показал Бао Юдно блестящего блюдца:
– Моё отношение к пище. Ты понял, как я сколотил состояние?
Гость лишь скользнул по тарелке насмешливым взглядом:
– Наслышан. Но как бы то ни было, только способный сумеет чего-то достичь. Уважаю способных.
У Л ун понимающе крякнул, поставил тарелку на стол и обтер жирный рот рукавами:
– Я в юности недоедал и всегда говорил себе: стану богатым, за раз съем свинью, пол коровы и риса две дюжины мисок. Теперь я богат. А на что я способен? Две миски вареного риса? Свиное ребро? Это сильно меня огорчает.
Гость выронил палочки и, позабыв о приличиях, долго смеялся, схватившись рукой за живот. Наконец, Бао Юразглядел, что на лицах других едоков нет и тени улыбки. У Л ун был особенно мрачен. Один его глаз застилала белесая мгла, во втором разгорались зловещие искорки. Переведя разговор на иную стезю, Бао Ю, оживленно болтая ногой под столом, вдруг наткнулся на чье-то бедро. Он отвел свою ногу. Опять чья-то ляжка. Отбил приставучую ногу коленом. Один раз, другой. Но она лишь тесней прижималась к нему. Бао Юкраем глаза заметил полоску румянца на бледном лице Сюэ Ц яо. Она отводила глаза, но в них явно читалось желанье «еще не раскрывшего венчик цветка».