Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Литвинов, Островский и Титулеску
Поведение Лаваля вызывало беспокойство во всей Европе. Из-за его уловок, с помощью которых он пытался избежать франко-советского пакта, начали саботаж поляки, а Титулеску, в одиночку сражавшийся за румынско-советское сближение, чувствовал себя обескураженным. Литвинов встретился с Титулеску в Женеве, чтобы все обсудить. «Я никогда не видел его в таком угнетенном настроении», — писал нарком Островскому. Титулеску рассказал о большом количестве проблем, которые его раздражали. Самой важной был «отход Лаваля от политики сближения с СССР при угрозе срыва ратификации советско-французского пакта». Литвинов также корил своих коллег, предположительно Сталина, Молотова и Кагановича, за «наше отрицательное и уклончивое отношение к его предложению об общем пакте взаимной помощи». Непонятно, что он имел в виду, возможно, сами условия соглашения или препятствие в виде Бессарабии [1122] .
1122
М.
С Лавалем были и другие сложности, в частности, он пытался помирить Италию с Югославией, но при этом игнорировал Чехословакию и Румынию. На Титулеску также пытались напасть в Румынии. Помните, Монзи сообщал о планируемой попытке покушения на румынского министра и Островского? В Бухаресте было опасно, и Титулеску подолгу находился за границей. Но кот из дома — мыши в пляс. Отсутствием Титулеску (последний раз его не было в Бухаресте четыре месяца) воспользовалась польская миссия.
СССР делали дружеские жесты по отношению к румынскому правительству: так, например, Сталин согласился принять Титулеску в Москве. Он редко соглашался встречаться с зарубежными гостями. Значит, это был важный момент [1123] . Титулеску не скрывал того, что он надеется подписать пакт о взаимопомощи с СССР, похожий на те, что были подписаны с Францией и Чехословакией. Он открыто говорил об этом, а также об осеннем визите в Москву. Это произошло в июне на ужине в советском посольстве в Бухаресте [1124] . Следующим дружеским жестом стало соглашение о повторной постройке моста через Днестр между советским Тирасполем и румынскими Бендерами. Титулеску хотел назвать мост «Вечный мир на Днестре». Литвинов наверняка подумал, что это перебор и вполне достаточно «Мост мира» [1125] .
1123
И. В. Сталин — Л. М. Кагановичу, В. М. Молотову. 26 сентября 1935 г. // Сталин и Каганович. Переписка. С. 587.
1124
Jean de Hautecloque, French charge d’affaires in Bucharest. No. 161. 10 June 1935. DDF, 1re, XI, 55–56.
1125
Л. М. Каганович, В. М. Молотов — И. В. Сталину. 22 сентября 1935 г. // Сталин и Каганович. Переписка. С. 579.
Кроме того, существовали трудности, связанные с официальным опровержением, которое дал Титулеску. Он отрицал, что обсуждал проход Красной армии по территории Чехословакии для укрепления Румынии. Литвинов подтвердил его слова, хотя сказал при этом неправду. Он хотел помочь Титулеску избавиться от врагов. Некоторые из коллег наркома принялись возражать, но Литвинов сказал, что это крайняя мера: лучше так, чем никак. Проблема была не только в самом отрицании, чтобы избавиться от недоброжелателей, преследовавших Титулеску. «Я считаю, что дискуссия в прессе, запросы в парламенте, — объяснял Литвинов Островскому, — наносили ущерб не только лично Титулеску, но и нашему престижу, а также нашим отношениям с Румынией».
«Кроме того, они [враги Титулеску. — М. К.] мобилизовали все враждебные нам силы. Можно было бы мириться с нападками, если бы Титулеску находился в Бухаресте и как-нибудь им противодействовал бы. При постоянном же сидении Титулеску на Кап-Мартене [на юге Франции. — М. К.] и его полной пассивности односторонняя дискуссия была крайне вредна и ей надо было положить конец» [1126] . Титулеску предпринял смелый шаг, предложив румынско-советское сближение. Но раз уж он взялся за дело, то нельзя было пускать его на самотек, а самому наслаждаться комфортным пребыванием на Лазурном берегу.
1126
М. М. Литвинов — М. С. Островскому. 10 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 17. П. 134. Д. 86. Л. 1–4.
Румынское опровержение удивило французского посла в Бухаресте, который слышал комментарии, прежде данные Титулеску во время ужина в советском посольстве в июне. Через несколько дней Титулеску приехал во французское посольство, чтобы подробно обсудить черновик пакта. Стороны стали обсуждать пункт про проход Красной армии. «Лучше мы с этим согласимся, — сказал Титулеску, — чем нам это навяжут». Таким образом, французский министр пришел к выводу, что опровержение не было правдой и просто служило прикрытием для отступления. Немцы в опровержение тоже не поверили [1127] .
1127
Mieux valait permettre que subir (Andre Lefevre d’Ormesson. No. 407. 24 Oct. 1935. DDF 1re, XIII, 129-31); Foreign Ministry circular, Kopke, Berlin. 30 Oct. 1935. DGFP, C, IV, 780–782.
Литвинов не мог больше ничего сделать в Бухаресте до тех пор, пока не разберется с советскими отношениями с Францией. Он снова объяснил Островскому то, что он сказал Титулеску в Женеве: «Свою позицию
Полпред СССР в Румынии М. С. Островский (второй слева в первом ряду) и сотрудники посольства в Бухаресте. Около 1936 года. АВПРФ (Москва)
В целом все сводится к тому, кто твой враг и против кого ты готов идти воевать. На эти вопросы Литвинов ответил следующим образом: «Титулеску заявил, что, так как Польша без Германии на нас нападать не будет, то Румыния, обязавшись помогать нам против Германии, тем самым выступит и против Польши. Во всяком случае, Румыния готова оказывать нам помощь против Германии и других европейских соседей, кроме Польши. Я указывал на возможность выступления против нас, при известных условиях, и одной Польши при неформальной материальной поддержке Германии. Я высмеивал идею [Румынии. — М. К.] помощи нам против Латвии, Эстонии или Финляндии. Я, наконец, оговорившись, что не делаю никакого предложения, а лишь выясняю позицию Титулеску, спросил его, что он думает о пакте, который обязывал бы каждую сторону выступить в случае нападения на другую сторону любых двух государств. Титулеску отверг и эту идею».
Литвинов и Титулеску обсудили польско-румынский оборонный пакт и препятствия, которые он создавал для заключения советско-румынского пакта о взаимопомощи. Литвинов пришел к выводу, что правовые ссылки Титулеску были всего лищь предлогом и не имели никакого отношения к его позиции. «Он лишь исходит из сознания того, что союз с Польшей в Румынии настолько популярен, что ни король, ни страна не пойдут на какой-либо пакт, хотя бы теоретически направленный против агрессивной Польши».
Титулеску также не забывал о Лавале. «У меня создалось впечатление, — писал Литвинов, — что Титулеску стал сомневаться в возможности дальнейшего ведения прежней линии внешней политики, в особенности если Лаваль осуществит свои антисоветские замыслы и что он, Титулеску, уже подумывает, если не об изменении своей политики, то об ее смягчении». Литвинов продолжал: «Недаром он допытывался в Женеве у Араса [министра иностранных дел Турции. — М. К.], каким образом Турции удается при дружбе с СССР завязывать и поддерживать весьма приличные отношения с Германией. Я поэтому ожидаю, что в Бухаресте Титулеску сделает несколько реверансов по адресу Германии. Более того, допускаю, что он под тем или иным предлогом откажется от поездки в Москву. Правда, он меня заверял, что он обязательно 25 ноября будет у нас, но он, вероятно, окончательно решит вопрос в Бухаресте, измерив силу антисоветских настроений, а также в зависимости от поведения Лаваля. Намечающийся или скорее предсказанный поворот во внешней политике Польши должен как будто облегчить положение Титулеску, но этот поворот, к сожалению, пока обращен лишь в сторону Франции, а не СССР».
Наконец Литвинов вернулся к полякам. «Я считал бы очень полезным предать гласности содержание беседы Арцишевского с королем [Румынии. — Ред.]… Сообщите, считаете ли Вы это возможным», — спросил он Островского. Если это действительно так, то нужно попросить Виноградова «написать что-то вроде корреспонденции из Бухареста об антисоветских интригах польского посланника и о содержании его беседы с королем». Это может быть опубликовано в Москве в «Журналь де Моску» [1128] . Борис Дмитриевич Виноградов ранее служил в Берлине первым секретарем советского посольства, а также был агентом НКВД. В настоящий момент он занимал должность первого секретаря посольства в Бухаресте.
1128
М. М. Литвинов — М. С. Островскому. 10 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 17. П. 134. Д. 86. Л. 1–4.
Если проанализировать отношения Литвинова с Титулеску, то на ум приходит слово «достойные». Нарком не просто согласился прикрыть его в вопросе прохода Красной армии по территории Румынии, но и освободил от необходимости приезжать в Москву, то есть поговорил со Сталиным, чтобы объяснить ситуацию в Бухаресте. «Титулеску мне сообщил, — отчитался Островский Литвинову, — что в последней с ним беседе Вы не настаивали на его поездке, оставляя решение за ним в зависимости от внутреннего положения и от устойчивости его министерского портфеля. Титулеску добавил, что он был глубоко тронут этим проявлением искренности и сердечности». С точки зрения Островского, поездка Титулеску в Москву была совершенно необходима [1129] .
1129
М. С. Островский — М. М. Литвинову. 10 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 109. Д. 72. Л. 127–132, опубл.: СРО. 1917–1941. Т. II. С. 26–30.