Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

«Ковалевский рассказал мне то, что я отчасти уже слышал от других моих собеседников. Месяца два тому назад Арцишевский встретился с видным румынским журналистом, сотрудником “Универсула” Фермо. В разговоре с Фермо Арцишевский возмущался просоветской политикой Титулеску и распространением Титулеску слухов о польско-германско-венгерском союзе. Далее Арцишевский сказал Фермо, что он получает письма от многих польских офицеров, которые ему пишут, что в частной жизни за поступки, аналогичные поведению Титулеску, вызывают на дуэль или же бьют по физиономии. После этого разговора в Бухаресте распространились слухи о том, что 200 польских офицеров с нетерпением ждут того момента, когда Титулеску уйдет из правительства и сделается снова частным лицом. Тогда они приедут в Бухарест и будут, по-видимому, или вызывать Титулеску на дуэль, или же попросту его бить. Фермо, по словам Ковалевского, долгое время молчал, и лишь после того, как в части румынской прессы развернулась кампания против поездки Титулеску в Москву, Фермо рассказал о своем разговоре с Арцишевским редактору “Универсула” Стелиану Попеску и другим журналистам. Попеску при помощи одного из своих заместителей вступил в переговоры с Арцишевским. Этому последнему было заявлено, что румынская пресса и политические круги будут бойкотировать Польскую легацию [1140] в ответ на подобного рода выпады против Титулеску».

1140

Польское

посольство. — Примеч. ред.

Ковалевский также отметил, что Арцишевский был вовлечен в конфликты с министрами иностранных дел трех стран, где он ранее работал. Похоже, он хотел сказать, что эту информацию СССР может использовать на свое усмотрение. «После этого заявления Ковалевского у меня создалось впечатление, — добавил Виноградов, — что он, как полковник, находящийся на действительной военной службе, хотел бы дистанцироваться от штатских полковников в отставке [которые управляли польским правительством. — М. К.], к группе которых идейно принадлежит Арцишевский». В качестве постскриптума Виноградов сообщил, что Кароль II был настроен против Титулеску и на недавнем приеме пренебрежительно отозвался о советском и чехословацком министрах. Проблема была в задержке ратификации советско-французского пакта о взаимопомощи и давлении правого крыла в Париже, которое питало оппозицию в Бухаресте. Хотя Титулеску все еще пользовался некоторой поддержкой, можно понять, почему он стал колебаться относительно более тесного сотрудничества с СССР. Что он мог сделать, кроме как искать прикрытие? Главной сложностью всегда был Лаваль. Один румынский журналист написал, что, как только пакт ратифицируют, все успокоится. «Румыния не может не быть союзницей Франции, и это определяет ее внешнюю политику, в частности, новые финансовые соглашения с Францией и заказы на поставку снаряжения для румынской армии предопределяют внешнеполитический курс Румынии» [1141] .

1141

Встреча с полковником Я. Ковалевским. Выдержка из дневника Б. Д. Виноградова. 20 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 109. Д. 72. Л. 144–148.

Виноградов был в восторге от этого разговора с Ковалевским. Это был редкий случай, когда официальные лица СССР и Польши сели и искренне поговорили. Они снова встретились через три недели, и Виноградов снова сделал запись в дневнике. Кроме того, он добавил приписку к предыдущей записи. С точки зрения Ковалевского, еще одной причиной того, что Лаваль задерживает ратификацию, была предвыборная кампания Народного фронта. Это была расширенная левоцентристская коалиция с радикал-социалистами, созданная летом 1935 года. Ковалевский добавил, что Лаваль хорошо знал, что Коминтерн существует до сих пор и никто не собирается его закрывать. Однако это был всего лишь предлог. Основной причиной задержки было желание Лаваля провести переговоры с немцами и использовать пакт о взаимопомощи и ратификацию в качестве козыря в Берлине. «Ковалевский прямо заявил, что в Варшаве опасаются франко-германского соглашения за счет Польши».

«В самом деле, — сказал он, — где еще и за счет кого компенсировать немцев, настроенных в высшей степени “динамически”? Колонии? Невозможно. Единственная надежда поляков, что немцы пойдут в первую очередь по линии наименьшего сопротивления, т. е. захватят Австрию и Судеты. В этом случае поляки не только не будут препятствовать немецкой экспансии, но даже поощрят ее, поскольку она пойдет в сторону от Польши. Правда, Ковалевский тут же признает, что линия “наименьшего” сопротивления — понятие весьма условное. Сопротивление может быть оказано и Италией, и Францией. Но кто знает, может быть, Италия настолько будет ослаблена войной и восстановлена против Франции, что Муссолини отзовет свои войска с Бреннера. Немцы настроены “динамически”, снова заявляет он. Что касается внешнеполитического курса Польши, то отношения с Францией, Чехословакией, Румынией и СССР будут улучшены и уже улучшаются» [1142] .

1142

Выдержка из дневника Б. Д. Виноградова. 30 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 109. Д. 72. Л. 150–151.

К сожалению, этого не произошло. Однако видно, что в Варшаве были люди, которые придерживались не таких взглядов, как Бек. Кроме того, становится понятно, как разрушительные действия Лаваля уничтожали коллективную безопасность и пакты о взаимопомощи, направленные против нацистской Германии.

В это время вышла анонимная статья Виноградова в «Журналь де Моску», которая произвела желаемый эффект в Бухаресте, несмотря на то что некоторые официальные лица хотели запретить ее публикацию. Статью прочитала вся элита Бухареста, хотя цензоры запретили ее повторную публикацию или комментарии, чтобы «фашистская пресса» не начала кампанию против советского посольства. Виноградов писал, что поляки пришли в ярость и обвинили СССР во вмешательстве в дела Румынии. Это было нахальством с учетом действий Арцишевского и его предполагаемых угроз в адрес Титулеску. Румынские журналисты увидели положительное влияние статьи и подумали, что на нее автора вдохновил Титулеску. «И в самом деле, — отмечал Виноградов, — единственным органом, который в силу сложившихся обстоятельств может открыто сказать румынским политическим кругам о польских интригах против нас и против Титулеску, оказывается “Журналь де Моску”» [1143] . Литвинов понимал, как ответить полякам. Однако Арцишевского не выслали из страны, а это кое-что значит. Он оставался в Бухаресте до 1938 года. Румыния была важным полем сражения в войне за коллективную безопасность. И в этой битве страдали Титулеску и СССР. Шел конец осени 1935 года.

1143

Б. Д. Виноградов — М. М. Литвинову. 24 декабря 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 121. Д. 97. Л. 29.

Лаваль и немцы

Советские посольства в Бухаресте, Варшаве и Праге подробно рассказывали НКИД об отрицательном влиянии маневров Лаваля. Тем же самым занималось и посольство в Париже. Лаваль сам напрямую заговорил о франко-германском союзе с немецким послом во Франции Роландом Кёстером. Это было в середине ноября 1935 года. Кёстер не воспринял Лаваля всерьез. Он решил, что тот просто пытается впечатлить британцев или русских или же снизить поток критики дома [1144] . Однако итальянский посол в Париже Витторио Черрути полагал, что предложению Лаваля стоит уделить внимание. Итальянское правительство передало его в Берлин. В целом предложение заключалось в следующем: франко-советский пакт будет «поглощен» соглашением о безопасности в Восточной Европе и таким образом будет «деактуализирован» [1145] .

1144

Roland Koster, German ambassador in Paris. No. 1161. 18 Nov. 1935. DGFP, C, IV, 825–829.

1145

Kopke’s memorandum. 28 Nov. 1935. DGFP. C, IV, 849–851.

Про Лаваля стоит сказать

одно: он не скрывал своих намерений даже от Потемкина. На встрече в конце ноября Лаваль рассказал ему о недавних переговорах между французским послом в Берлине Франсуа-Понсе и Гитлером. Он выделил два момента. Во-первых, Франция и Германия хотят наладить хорошие отношения, чтобы сохранить мир в Европе. К сожалению, главным препятствием к франко-германскому сближению стал «пакт от 2 мая». Франкосоветское сотрудничество в контексте договора о взаимопомощи не только не гарантирует безопасность в Европе, но и угрожает разрушить «его политику безопасности». СССР был дан четкий сигнал, что он проигрывает битву за коллективную безопасность в Париже. «В момент, когда в [французском. — М. К.] парламенте должен быть поставлен вопрос о ратификации франко-советского пакта, — писал Потемкин, явно сильно недооценивая ситуацию, — эти сигналы главы правительства естественно, должны заставить нас насторожиться». И это было еще не все: «Лаваль старался психологически подготовить нас к отказу от пакта взаимной помощи и к замене его соглашением или даже пресловутой декларацией Германии о ненападении… По-видимому, здесь мы имеем перед собой план, уже созревающий в голове нашего ненадежного партнера». Лаваль дошел до того, что заговорил о преступлении во имя мира, что, с точки зрения Потемкина, относилось к пакту о взаимопомощи.

И как будто этого было недостаточно, Лаваль еще и обвинил советское правительство в деятельности против «государственного порядка» и «в кампании [во Франции. — М. К.], ведущейся против него самого», о которой ходили слухи. Лаваль всегда так делал, когда хотел оттолкнуть СССР. Потемкин начал возражать, и Лаваль прибег к аргументу, что Коминтерн — «орудие вашей компартии и товарища Сталина». Это был неплохой аргумент, но он пошел дальше. «Лаваль многозначительно давал понять, что от него зависит судьба нашего пакта. Если он удержится у власти, если умерится ведомая против него кампания левой прессы, пакт может быть ратифицирован, хотя оппозиция, конечно, будет энергично против него возражать». С точки зрения Потемкина, своим последним комментарием Лаваль хотел сказать, что либо он открыто предлагает сделку, похожую на шантаж, либо предупреждает, что пакт будет настолько дискредитирован в Национальной ассамблее, что, даже если он пройдет, то не будет иметь никакой «моральной силы» [1146] . В отчете Потемкина отражено то, что Лаваль и его послы в Берлине месяцами твердили своим немецким собеседникам. Лаваль поделился беспокойством фюрера на тему большевизма. «Во Франции… не могут недооценивать опасность». Франко-советский пакт был попыткой увести Россию от «большевизации Европы». Он не был направлен против Германии. По словам Франсуа-Понсе, Лаваль уехал в Москву, чтоб «выбить почву из-под ног самой влиятельной парламентской группы в Париже… у коммунистов, марксистов, масонов и евреев». Если Германия договорится с Францией, сказал Лаваль Кёстеру, то «Франция отдаст все бумаги обратно России. В конце концов, — шутил он, — вы же хотели как-нибудь надуть большевиков». Лаваль был неисправим. Когда он говорил о несовместимости «пакта» со сближением с Германией, он просто повторял слова немецкого посла в Париже [1147] . В 1945 году Лаваль с удовольствием взял бы назад многие свои слова и поступки. Он признавал, что совершал ошибки, но он слишком поздно прозрел, и это не могло его спасти от казни за предательство и сотрудничество с врагом.

1146

В. П. Потемкин — Н. Н. Крестинскому. 26 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 119–122.

1147

Memorandum by Neurath [German foreign minister]. 25 June 1935. DGFP, C, IV, 255–256; Koster to German foreign ministry. No. 1188. 27 Nov. 1935, ibid., 859–862; Koster to German foreign ministry. No. 1223.18 Dec. 1935, ibid., 925–956.

Для Лаваля это было не просто достижение соглашения с Германией и отказ от сближения с СССР. Народный фронт бы рухнул, если бы Франция подписала «соглашение о ненападении» с Германией. Социалисты и радикал-социалисты отмежевались бы от Коммунистической партии. «После того как будет заложена основа [между Францией и Германией. — М. К.], — объяснял Лаваль немецкому послу, — найдется один конец клубка, и тогда появится надежда, что за него можно потянуть и полностью распутать». Нейрат написал от руки на телеграмме Кёстера: «Кто из них слишком оптимистичен: Лаваль или Кёстер?» [1148]

1148

Koster to German foreign ministry. No. 827. 27 July 1935. DGFP, C, IV, 493–496.

Конечно, это не могло быть так просто. В ноябре, когда Лаваль встречался с Потемкиным, шла безжалостная политическая борьба, в ходе которой Лаваль терял позиции. Его ослабила утечка секретных переговоров с Хором, в ходе которых он обещал отдать большую часть Абиссинии Муссолини. Кроме того, в новостях сообщалось о поездке французского журналиста Фернана де Бринона в Берлин и о разговоре Франсуа-Понсе с Гитлером. Из этих встреч ничего не вышло. Литвинов не был удивлен. Он сказал Альфану, что его не слишком беспокоят переговоры с Гитлером, поскольку он не видит основы для серьезного франко-германского соглашения. Единственное, что могло произойти, это рост недоверия и тревоги. С точки зрения Литвинова, недоверие к политической ситуации возникало из-за действий французского правительства. «Эта неуверенность, — подчеркнул нарком, — наблюдается не только в Москве, но и в других столицах, таких как Прага, Бухарест, и в особенности Лондон». Альфан попытался защитить своего начальника: он был расстроен из-за нашумевшей парламентской предвыборной кампании. В прессе появились статьи на тему коммунистической пропаганды, направленные на Народный фронт [1149] . Это произошло в декабре 1935 года. «Антисоветская роль Лаваля выясняется все больше и больше, — сказал Литвинов. — Есть шансы ухода Лаваля из кабинета, но я считаю возможным при абсолютной дряблости французских радикалов и Эррио не только дальнейшее оставление Лаваля в кабинете, но и укрепление его позиции, в каковом случае франко-советское сотрудничество ближайшего будущего не имеет» [1150] . Из-за предательства Франции Литвинов стал настоящим пессимистом. Неудивительно, что у наркома периодически случались приступы цинизма. «Будем, однако, бороться», — говорил он иногда своим послам, и это было правдой [1151] . То же самое можно было сказать и про позицию Сталина, продолжавшего его поддерживать.

1149

Встреча с Ш. Альфаном. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 29 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. Д. 814. П. 164. Л. 2–3.

1150

В. П. Потемкин — М. М. Литвинову. 22 ноября 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 562–564; В. П. Потемкин — М. М. Литвинову. 27 ноября 1935 г. // Там же. С. 567–568; М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 ноября 1935 г. // Там же. С. 667; М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. Д. 16. П. 106. Л. 35–37.

1151

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 мая 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 26. Л. 4–6.