Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Этот спор, очевидно, вызвал у Бутби беспокойство, и он доложил о нем Ванситтарту. Тот немедленно пригласил Майского встретиться. «В[анситтарт] действительно был страшно раздражен против Берджина и Хадсона. Они foolish people [валяют дурака], ничего не понимают во внешней политике и совершенно не отражают взглядов брит[анского] пра[вительства] в дальневосточном вопросе». Ванситтарт повторил уже сказанное им по поводу британской политики на Дальнем Востоке, добавив, что намерений обновлять англо-японский альянс нет. Ванситтарт также признался, что много думал по итогам их предыдущих встреч и пришел к выводу, что неплохо было бы для оценки ситуации отправить в Советский Союз британского министра. Майский поддержал идею обеими руками [766] .
766
Майский И. М. Дневник дипломата. Кн. 1. С. 54–55 (запись 27 декабря 1934 г.).
Естественно, о том, как некие неназванные члены Палаты общин безответственно болтали про идею англо-японского союза,
В США и в британских доминионах, «как об этом ни прискорбно говорить», в последние месяцы воцарилась тревога в связи с тем, что отдельные лица в Великобритании, в том числе занимающие государственные посты, подумывают о заключении сделки с Японией в ущерб Китаю и другим странам в Азии (включая СССР) с целью потом «разделить добычу». «Я со своей стороны, — писал в отчете Кольер, — не могу понять, как кому-то приходит в голову поддерживать политику, способствующую укреплению Японии… нашего опаснейшего и непримиримого врага». Кольер также высказал мысль явно вне компетенции Северного департамента: «Мы не можем убедительно отстаивать идею европейского статус-кво, если не можем показать европейским державам, что сохраняем его также и на Дальнем Востоке; и хотя я не могу сказать, что мы прилагаем для сохранения там статус-кво максимум наших усилий, я вынужден в нынешних обстоятельствах заявить, хотя это и неочевидно для мира, что мы настроены решительно и не станем мириться с японской агрессией [767] ». Нет, Майский не страдал паранойей. Кольер начал выступать за англо-советское сближение и защищал свою позицию столь рьяно, что, вероятно, это помешало его продвижению по службе до помощника замминистра.
767
Collier’s minute. 28 Dec. 1934. N7104/16/38, TNA FO 371 18306; Vansittart to Collier. 31 Dec. 1934, ibid.
Историю с Берджином и Хадсоном Ванситтарт не хотел оставлять без ответа. Даже будучи «другом» Майскому, он вновь обратился к старому поводу для недовольства. «Пора бы Коминтерну прекратить вмешиваться в наши внутренние дела». Он заявил, что, по его «достоверной информации, подобное вмешательство <…> все еще имеет место». Майский прервал его, заявив, что ему самому об этом ничего не известно. Однако Ванситтарт настаивал, что «советское правительство и/или Коминтерн должны прекратить данную деятельность». Как уже говорил Ванситтарт ранее, сейчас важно «не спугнуть более крупную рыбу». Ни в коем случае нельзя давать повод тем, кто пытается препятствовать англо-советскому сближению. Ванситтарт повторил, что «для Советского Союза все не настолько безоблачно, чтобы позволять случаться подобным вещам, и такого рода закулисные игры не стоят свеч по сравнению с большими и более существенными общеевропейскими проблемами» [768] . Майский все эти замечания изложил в дневнике и в нумерованной депеше. Слова Ванситтарта изложены им предельно откровенно:
768
Simon to Chilston. No. 613, confidential. 27 Dec. 1934. N7155/16/38, TNA FO 371 18306.
«Однако он, как “друг”, должен меня предупредить, что все наши усилия могут пойти прахом, если с советской стороны будет иметь место факт вмешательства во внутренние дела Великобритании. А как раз в самые последние дни он узнал о наличии такого рода фактов. Я выразил удивление по поводу слов В[анситтарта] и попросил его объяснить мне точнее, о какого рода фактах идет речь, ибо, не зная, в чем дело, я вообще лишен возможности как-либо реагировать на его слова. В[анситтарт], однако, отказался назвать мне эти факты. Он только прибавил: “Я знаю, что Вы, как посол СССР, конечно, должны и будете отрицать наличие такого вмешательства. Это Ваша обязанность”».
Ванситтарт не был склонен придавать большого значения вмешательству Коминтерна, но об этом, несомненно, узнают другие люди и спровоцируют «большой скандал», который поставит точку в англо-советских отношениях [769] .
К концу 1934 года англо-советские отношения вступили в наилучшую свою фазу за весь межвоенный период, при том что усилия по их налаживанию оставались в основном на этапе дискуссий между Майским и его британскими собеседниками, прежде всего Ванситтартом. Конечно, в самом начале диалог значит очень многое, но, чтобы добиться реального сближения, нужно было переходить к делу. Это признали и Майский в беседах с Ванситтартом, и даже Маунси. Если сравнивать с началом года, когда мысль о посещении ужина в советском диппредставительстве бросала сотрудников британского МИД в дрожь, то отношения, конечно же, потеплели. Стимулом к дальнейшему сближению служили нацистская Германия и имперская Япония. Однако британское правительство и Консервативная партия представляли собой в политическом смысле непаханое поле. Ванситтарт не был главой МИД, а был всего лишь постоянным заместителем министра. И он был не политик-консерватор, а государственный служащий. В МИД и в правительстве он имел большое влияние. Однако в Казначействе и других департаментах и министерствах, равно как и среди членов Консервативной партии, было немало тех, кто был не согласен с его представлением о нацистской Германии
769
Дискуссия И. М. Майского с Р. Ванситтартом 10 января 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 17. Л. 1–6.
Литвинов настороже
Схожим образом видел ситуацию Литвинов. В начале января 1935 года в письме Майскому он призывал его быть бдительным: «Я отнюдь не возражал против Ваших встреч с Саймоном и Ванситтартом, но я не мог скрыть от Вас, что внимательное чтение записей разговоров оставило у меня такое впечатление, как будто Вы слишком настойчиво добивались от них чего-то. Инициатива все время оставалась в Ваших руках, а Ваши собеседники ограничивались общими ничего не значащими куртуазными поддакиваниями и что Вы, тем не менее, опять возвращались к этой теме. Я думаю, что мы проявили достаточно заинтересованности и что нам нужно выждать ответной инициативы другой стороны. Боюсь, однако, что она не последует» [770] .
770
М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 января 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 16. Л. 1.
Действительно, из Москвы казалось, что Майский слишком давит на своих британских собеседников. Также казалось, что Ванситтарт для него полезнее, чем Саймон. В своих отчетах он не пытался преувеличивать свои успехи. Показательный пример — его столкновение с Хадсоном и Берджином. Не переборщил ли он? Британцы увидели, что Советский Союз действительно обеспокоен насчет нацистской Германии и Японии… Может, они не представляют угрозы? И если, например, Уэлсли отреагировал в духе «посмотрим, чего можно ждать от этой Москвы», отзывы от Олифанта, а затем и от Маунси были более содержательными. Саймон проявлял осторожность, был во многом уклончив; более откровенен был Ванситтарт. И все это — мидовцы, за исключением Саймона, а не политики. Если бы Литвинов мог сопоставить записи Майского с теми, которые сделали Саймон и Ванситтарт, это стало бы для него очевидным. Нарком, если коротко, не желал Майскому провала, а лишь хотел, чтобы тот, продвигая идеи нормализации англо-советских отношений, был осторожен.
У Майского нашлись возражения. Инициативу, писал он Литвинову, проявляет не он один, иногда она исходит от Ванситтарта. Он особо отметил их встречу 27 декабря. Все прочие разы он пытался, ведя разговор, удостовериться, в каком направлении движется британская внешняя политика. Майскому не понравилась отсылка Литвинова к тому, что имеют место лишь «общие, ничего не значащие куртуазные поддакивания». Наш полпред встал на дыбы. «Я не совсем согласен с Вами», — ответил он с присущей дипломату сдержанностью, а затем привел различные высказывания Ванситтарта об общей для двух стран японо-германской угрозе, правда, позицию Саймона он почти не приводил. И Литвинов не мог этого не заметить. Майский настаивал: «Но общее мое впечатление сводится к тому, что от моих бесед с Саймоном и Ванситтартом получится больше толку [чем вы думаете. — М. К.]. Вы хорошо знаете Англию и английскую внешнюю политику. Вы хорошо знаете, что англичане имеют пристрастие к медленным темпам и не любят резких поворотов и скачков. Процесс улучшения англо-советских отношений, который идет начиная с весны прошлого года, не может быть и не будет быстрым процессом. Все тут будет происходить потихоньку, полегоньку, шаг за шагом, без торопливости». Словно мантру, повторял Майский мысль о том, что между СССР и Великобританией нет серьезного конфликта интересов, и эти взгляды распространяются среди британской элиты. Тем не менее он повиновался указанию Литвинова предоставить британцам право сделать следующий шаг [771] . И складывающаяся в Европе ситуация этому благоприятствовала.
771
И. М. Майский — М. М. Литвинову. 24 января 1935 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 48. Д. 7. Л. 27–33.
Причины для волнения
13 января 1935 года в Сааре на плебисците большинство проголосовало за присоединение к нацистской Германии; голосов, поданных за Францию, оказалось ничтожно мало. И это был вовсе не электоральный спектакль, каковыми прославился Гитлер, а мероприятие под эгидой Лиги Наций. До этого в течение осени Литвинов заверял нового германского посла Вернера фон дер Шуленбурга в том, что советское правительство не имеет непосредственного интереса к Саарской проблеме. Он даже отказался встречаться в Женеве с некоторыми антигитлеровски настроенными делегатами из Саара [772] . В любом случае подобный жест не имел бы смысла, зато подлил бы масла в огонь нацистской пропаганды. Читатель скоро узнает о том, что в это время Литвинов находился в Женеве, где схлестнулся с хитрецом Лавалем и представителями Малой Антанты. Вернувшись в Москву, Литвинов написал Майскому письмо, в котором указывал, что СССР готов принять Эллиота или Ванситтарта [773] . То был ответ на высказанную Ванситтартом 27 декабря идею о визите в СССР британского представителя. События на Европейском континенте развивались не по сценарию, и советское правительство могло и не дождаться, пока МИД в следующий раз проявит инициативу.
772
М. М. Литвинов — Я. З. Сурицу. 9 ноября 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 98. Д. 33. Л. 44–45.
773
М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 февраля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 18. Л. 4.