Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

«Особо стоит вопрос о Прибалтике». Этот вопрос беспокоил Литвинова больше всего, поэтому он продолжил:

«Франция решительно отказалась предоставить свои гарантии Прибалтике в случае нападения на них… Если считать оккупацию Прибалтики началом наступления на СССР, то мы должны сидеть сложа руки в ожидании перехода германской армией нашей границы, в каковом случае вступит в действие гарантийный пакт с Францией и Чехословакией. Даже если бы удалось добиться от Прибалтики пропуска наших войск навстречу германской армии, то мы окончательно лишились бы помощи Франции».

Теперь читателю знакомы аргументы Литвинова. Верно, добавил нарком, что Лига может предложить решение в виде признания германской агрессии, но дело будет двигаться столь медленно, что у Германии будет больше чем достаточно времени на захват всей Балтии. Отсюда следовало, что, сыграв на нынешних страхах Франции, мы могли бы добиться распространения гарантий на Балтийские страны:

«Надо отметить крайне неустойчивую позицию Эстонии и Латвии, которые с самого начала относились более чем индифферентно к Восточному пакту. Они понимают, что оказать им помощь против Германии мы можем, лишь пройдя

их территорию, и они опасаются, как бы мы не отказались вывести свои войска из Прибалтики, присоединив ее вновь к СССР. Такие опасения высказывает и Польша. Очевидно придется согласиться на особые гарантии в отношении эвакуации из Прибалтики и эвентуально из Польши войск, которые временно очутились бы на этой территории в порядке оказания военной помощи [курсив наш. — М. К.]».

Страны Балтии приветствовали бы гарантии независимости от западных держав — Франции и особенно Англии. Поэтому мы обязаны обсудить, стоит ли нам в беседах с Иденом прощупать отношение Англии к предоставлению странам Балтики общих гарантий независимости.

Литвинов отметил, что, очевидно, после плебисцита в Сааре экспансионистские стремления Германии будут расти — аппетит «у Германии приходит во время еды»; и чем проще будет получаться экспансия, тем быстрее Германия выполнит намеченный план завоеваний. «И поэтому считал бы нецелесообразным, — заключил (и, надо сказать, довольно сдержанно) Литвинов, — поощрять какие бы то ни было подачки Германии, а тем более в восточном направлении». Читатель вправе удивиться, как советский чиновник оказался дальновиднее своих западных коллег и видел то, чего те видеть не хотели.

С Великобританией, продолжал Литвинов, у Советского Союза нет серьезных конфликтов, в случае «если оба государства будут стоять на почве охранения мира как в Европе, так и в остальном мире». Мы будем готовы подписать пакт о ненападении. Советское правительство не предъявляет Великобритании никаких требований по соблюдению свободы слова или печати, которые касались бы СССР; оно лишь просит, чтобы в прессе и в парламенте к СССР относились с той же корректностью, как к другим государствам. По этим пунктам советское правительство готово было ответить взаимностью. Затем Литвинов разъяснил, какое значение договор о ненападении будет иметь для Центральной Азии, где обычно сталкивались интересы Великобритании и России. Литвинов также заострил внимание на опасности, исходящей от Японии, не скрывавшей своих гегемонистских планов на Азию. Ему виделся вариант с заключением пакта о взаимопомощи на Дальнем Востоке против Японии, схожего с Восточным пактом в его изначальном виде, предложенным Францией и ее тогдашним главой МИД Барту [813] . Повестка у Литвинова была насыщенной, всеобъемлющей. За неделю до приезда Идена в Москву он пять раз, в разные дни, встретился со Сталиным; большинство раз — наедине, но один раз вместе со Стомоняковым, отвечавшим за дела с Польшей [814] . Очевидно, Сталин отнесся к визиту Идена весьма серьезно. Будет ли толк от насыщенной программы Литвинова? Ванситтарт в Лондоне изо всех сил пытался убедить кабинет в важности улучшения отношений с СССР. То была тяжелая и неблагодарная работа. Накануне визита Идена в Москву в англо-советских отношениях прослеживались два ключевых мотива. В декабре 1934 года помощник замминистра Маунси подчеркивал важность не слов, но дел в улучшении отношений с Советским Союзом [815] . Этот принцип перенял и Майский, вероятно, от Ванситтарта. Вторым мотивом был реализм; к этому термину часто прибегал Ванситтарт, рассказывая о главной движущей силе его политических убеждений. «Я не настроен антигермански, — объяснял он британскому послу в Берлине сэру Эрику Фиппсу. — Я считаю, что осуществляемые Германией военные приготовления, как в материальном, так и в моральном плане… далеко превосходят по масштабам те, что предполагались бы… только для поддержания внутреннего порядка. Если эта воинственная подготовка тела, духа, металла прекратится, я первым вздохну с облегчением и поменяю взгляды. Но пока эти факты — а это факты! [выделено в оригинале. — М. К.] — имеют место, никакими словами меня не переубедить».

813

М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 22 марта 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 122. Л. 117–130. Копии были отправлены В. М. Молотову, К. Е. Ворошилову, Л. М. Кагановичу, Г. К. Орджоникидзе.

814

Между 20 и 27 марта 1935 г. // На приеме у Сталина. С. 157–158.

815

Mounsey’s minute. 31 Dec. 1934. N7104/16/38, TNA FO 371 18306.

«Ожидаю от тех, кто работает со мной в МИД — продолжал Ванситтарт, — такого же реалистичного подхода, как у меня» [816] . Майский подхватыватил эту тему в своем письме в Москву: он отметил что в устах Ванситтарта «слово “реалист” является синонимом человека, который сознает всю серьезность германской опасности» [817] . В своих мемуарах Майский обращает внимание на то, что по вопросу англо-советских отношений в Великобритании существовало два политических лагеря: тот, что руководствовался мотивом «классовой ненависти», возобладал над тем, который руководствовался «государственными интересами» [818] . Иден видел это несколько по-другому: он помнил, что

кабинет без энтузиазма воспринимал англо-советские отношения, а некоторые его члены считали коммунистов чуть ли не антихристами. Теперь же, когда нацистская угроза толкала других членов кабинета «отужинать с дьяволом… они вдруг усомнились, накормит ли он их досыта» [819] . В действительности на ужине с «большевистским дьяволом» для многих членов британской элиты ложка всегда была мала.

816

Vansittart to Phipps. 5 March 1935. DBFP, 2^nd, XII, 605–606.

817

Запись беседы И. М. Майского с Р. Ванситтартом. 6 июня 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 385–387.

818

Майский И. М. Воспоминания советского дипломата. С. 142–143, 289.

819

Facing the Dictators. P. 181.

Московские переговоры Идена

Визиту Идена в Москву предшествовала остановка в Берлине, где он вместе с Саймоном встретился с Гитлером и другими германскими руководителями. Эта встреча, как и предсказывал Ванситтарт, не принесла ощутимых результатов. Саймон вернулся в Лондон, а Иден в сопровождении Майского отправился в Москву.

Прибытие британского лорда-хранителя печати Э. Идена в Москву (справа от него лорд Чилстон, слева М. М. Литвинов). 28 марта 1935 года. АВПРФ (Москва)

Московские встречи прошли идеально. Литвинов даже слишком расщедрился, великодушно пригласив лорда-хранителя на официальный банкет. «Поднимаю бокал, — согласно английской версии описания встречи, провозгласил Литвинов, — за здоровье Его Величества короля Великобритании, за процветание и благополучие британского народа и за Ваше здоровье!» Необычно: большевик пьет за здоровье короля Англии [820] . За обедом, который состоялся на даче у Литвинова, на столе были выложены пачки масла с напечатанным на упаковке знаменитым литвиновским девизом: «Мир неделим». Очевидно, никто не желал испортить надпись со словами Литвинова, поэтому подносы с маслом остались нетронутыми [821] . Большинство дискуссий за столом вели Иден и Литвинов, но 28–29 марта на одной из встреч к гостям присоединились Сталин и Молотов. Эти дискуссии во многом представляли собой возрождение диалога между СССР и Западом, который почти сошел на нет с приходом Гитлера к власти. Иден рассказал о встречах Саймона в Берлине, но главной темой стала нацистская угроза миру. Иден сообщил, что британские министры отправились в Берлин с целью прояснить возможность участия Германии в системе европейской безопасности. Если Германия не участвует (а именно такой вариант представлялся наиболее вероятным), то предстояло хорошенько подумать, как быть дальше.

820

Речь М. М. Литвинова (английская версия). Без даты // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 18. Л. 57–60.

821

Facing the Dictators. P. 160–182.

Литвинов говорил, что у СССР нет ни тени сомнения в агрессивных намерениях Германии. Германская внешняя политика основана на двух основных идеях — реванша и доминирования в Европе. Для воплощения своих планов Гитлеру нужно было посеять раздор между СССР и Англией, и он, по мнению Литвинова, полагал, что весь мир настолько ненавидит СССР, что простит Германии любую авантюру. Пока рано было говорить о том, куда именно Гитлер нанесет удар в первую очередь, но удар несомненно будет нанесен. Литвинов полагал, что Германия не забыла уроков истории, из которых следует, что попытки завоевать Россию оборачивались для завоевателя значительными потерями и невозможностью удержать территорию.

Затем Литвинов произнес, что советское правительство беспокоится не только о нерушимости собственных границ, но и о мире в Европе. У него достаточно внутренних забот, потребуется полвека, чтобы догнать весь мир, ушедший вперед на десятилетия в технологическом развитии и уровне жизни. Советскому руководству не нужны лишние помехи. А война в Европе, даже если СССР не примет в ней непосредственного участия, чревата тем, что в итоге он все же будет в нее втянут. Поэтому они поддерживают идею коллективной безопасности.

Иден ответил, что британское правительство не настолько убеждено в агрессивности Германии и не хотело бы плохо думать о германских намерениях. Литвинов ответил, что Германия хочет, чтобы у нее были развязаны руки. Однажды Молотов призвал Гитлера публично откреститься от проектов завоевания СССР, которые описаны в «Майн капмф». Гитлер не ответил, хотя советское правительство истолковало молчание как ответ. Литвинов повторил свои опасения насчет британского непостоянства: то, что советская общественность настроена весьма подозрительно, — факт… Если какое-либо правительство начинает потворствовать Германии, советское общество тут же делает нелестные выводы [822] .

822

Record of Anglo-Soviet Conversation… on March 29 at 11.30 a.m. DBFP, 2^nd, XII, 784–791; Запись беседы М. М. Литвинова с Э. Иденом. 29 марта 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 240–245.