Родина помнит
Шрифт:
Такая вот беседа состоялась в комитете комсомола фабрики спустя почти три года после принятия Волка в комсомол. И, как всегда, решительно идя навстречу всему новому, утром следующего дня Волк отправился в новую жизнь.
Он пересек проспект сразу за Нарвскими воротами.
«Где-то здесь лошадь Дашковой потеряла подкову, на Петергофской дороге. А вон там произошло «Кровавое воскресенье», – рассуждал про себя Волк, не спеша, продвигаясь по улицам. Слева и справа от него, так же как и всегда, почти бежали ленинградцы. Выйдя на Тракторную,
– Вира, вира, помалу, помалу, мать твою, еще медленней, одерживай, одерживай…
В теплоте весеннего воздуха, ласково согретым утренним солнцем, витала сама радость жизни, приближение чего-то важного и значительного. Помимо голоса со стройки. Утро наполнялось пением птиц, словно само солнышко дергало струны весны и играло мелодию жизни.
И вдруг. Словно лопнула струна: у дерева, на краю дорожки стояла девушка в красном платье и красной шляпке и плакала, промокая глаза белым платочком. Стояла она на одной ножке, а вторую поставила на носок тоже красной туфельки, опираясь другой рукой о дерево.
– Что случилось? Кто обидел? – Волк резко приблизился, сжимая кулаки, и посмотрел по сторонам, отыскивая злодея.
–Нет, нет. Никто, вернее я сама, каблук сломался, вот. Я сама сломала, – и она раскрыла ладонь, в которой лежал красный каблучок от туфельки. –
– Новые, только вчера купила, а сегодня уже сломала.
Волк взял в руку каблук:
– Точно подкова лошади Дашковой, – прошептал он, рассматривая каблучок.
В нем было отверстие от гвоздя, которым он крепился к туфельке, не разломанное, ровное и аккуратное. Сам каблук тоже был цел, без трещин своими .
– А можете снять туфельку? – он посмотрел на ножку в туфельке без каблука.
Девушка наклонилась, опёршись на его руку, и сняла туфельку. Наклоняясь, она коснулась Вовкиной руки своими волосами. Нежные и мягкие, словно пёрышко птички, они вмиг породили у него в груди доселе неведомую истому. И еще запах, запах женщины, чистый и свежий как это утро! Он стал рассматривать туфельку, но не видел её. Не глядя в лицо девушки, он видел её черные волосы, аккуратно облегающие почти прозрачное ушко, большой лоб и зелёные глаза с длинными ресницами, и красные красивые губы из-за которых блестели белые зубки. Девушка успокоилась и даже улыбнулась. Из туфельки торчал длинный шуруп, на котором и держался каблук. Вовка попробовал надеть каблук на шуруп. Получилось. Но каблук не держался. Он опять посмотрел по сторонам, словно хотел найти на земле отвёртку.
– Идите вот сюда к забору, княжна Дашкова, и наденьте пока туфельку, чтобы не испачкать носок, – он взял под руку девушку и, словно больную, повел её к заборчику у кустарника. Заборчик был низкий и прикрыт планкой сверху для красоты и совсем новый, даже не крашенный. Планка эта будто специально была придумана для
– Я сейчас, подождите минутку, я быстро починю Вашу подкову, – властно сказал Волк и быстро зашагал к тому самому забору, из-за которого слышал про «мать твою». С боковой стороны открылись ворота, и из них выезжала медленно пустая повозка, а вдоль строящегося дома шел пожилой рабочий со столярным ящиком в руке.
– Послушайте, – Волк подошел к нему, – вот нужна помощь, – он показал туфельку и каблук рабочему, – одолжите отвёртку.
Рабочий взял в руки туфельку и каблук, рассмотрел внимательно:
– А сам осилишь?
– Постараюсь.
– А барышня где?
– Там сидит, ждёт, – Волк указал рукой в сторону Тракторной.
– Ну, ну, иди за мной, – он повел Вовку в сарайчик-бытовку у края забора, протянул ему свой ящик с инструментом.
– Там есть верстак и тиски. Дерзай. Ящик оставишь там. А я по делам.
Вовка вошел внутрь. Верстак. Вот он. Он высыпал инструмент на него. Через две минуты каблук крепко держался за туфельку новым шурупом и столярным клеем.
Девушка открыла ротик от удивления. Зубки взглянули на туфельку и смущенно спрятались за красные губки. Щечки тоже покраснели.
– Так быстро! Как новый! Кто Вы?– она подняла на него свои зелёные глаза.
– Я, Владимир Сергеевич Овчинников, – гордо заявил он.
– Тамара!
Она пришла первой. На маленьких часиках на ее руке было без пятнадцати минут семь. Это было не первое свидание в её жизни. Это было уже второе. А первое было давно, почти пять лет назад. Еще там, в прошлой жизни, в Электростали…
Шла первая студенческая осень. Все тревоги и переживания поры выпускных экзаменов и поступления на филфак остались позади. Уже и полевые работы в сентябре закончились. Началась студенческая жизнь, лекции в непривычных ещё аудиториях с поднимающимися вверх рядами причудливых парт, новые друзья и новые знания. И вот она радостная и счастливая бежит почти вприпрыжку с занятий домой. И тут свисток милиционера такой громкий, что бедная Тамара с перепуга замерла как вкопанная. И перед ней появился он, милиционер – мужчина: белая каска с красной звездой, белая гимнастёрка, петлицы с тремя ромбами, пояс, блестящие сапоги. И главное, выбритые до синевы щеки и черные волосы, что торчат из– под воротника прямо на шею, смущенная улыбка и влюблённые глаза. Да, она сразу поняла «влюблён», так он смотрел.
– Старший лейтенант Константин Иванов, можно просто Костя. Кому нарушаем?
Тамара от удивления открыла ротик, и белые зубки вмиг выстроились в шеренгу готовые атаковать агрессора. А глаза удивленно и уже тоже влюбленно рассматривали этого «просто Костю», и, получив команду «отставить» каждый зубик теперь тоже смотрел во все глаза.
Конец ознакомительного фрагмента.