Родное гнездо

Колюмбов Жорж

— Как это? — не понял Торик.

— В объеме одной комнаты. Или для одного человека. Есть такая штука, называется клетка Фарадея. Да, тот самый Майкл Фарадей, в честь которого названы микрофарады на конденсаторах, придумал ее в начале прошлого века.

— И как она нам поможет? — недоверчиво спросил Семен.

— На радиочастотах это бы не сработало. Но у вас огромная длина волны, поэтому для экранирования не обязательно делать сплошную стену металла, достаточно густой сетки.

Торик с Семеном перестали жевать и переглянулись. Оба знали физику, каждый на своем уровне,

но такая простая мысль почему-то не пришла им в голову. Да! Можно сделать камеру из проволоки, чтобы она не пропускала помехи. Причем достаточно большую, чтобы внутри нее размещался человек. Камера экранирует помехи, значит, внутри, где находится человек, помех нет и можно ловить слабые сигналы!

Все сразу оживились, начали обсуждать конструкцию. Ориентироваться решили не на сидящего, а на лежащего человека. Тогда частью конструкции должен стать диван. С одной стороны — смешно и нелепо, а с другой — логично: ведь сама задача напрямую связана со сном.

Оставалась еще проблема электродов. Прищепки на ушах сводили всю их полезную теорию на нет. И тут неожиданно в разговор вступила мама. Как обычно, издалека и многословно, казалось бы, совсем не о том.

— А я вот позавчера к Тамаре Викторовне заходила чайку попить. Она у нас в поликлинике физиотерапевт. У них там много всяких аппаратов в кабинете — и для прогреваний, и для диагностики. Помнишь, я тебя водила уши греть на УВЧ?

Торик вяло кивнул. Про свои непутевые уши, которые в детстве вечно болели, он вспоминать не любил.

— У них там поставили энце… как там, в общем, ЭЭГ-аппарат. Снимают картину мозговой активности пациентов.

С этого момента всем стало интересней.

— Я думала, их надо брить наголо, как раньше, пациентов-то. А она говорит — нет, теперь уже не надо. На голову надвигают такую штуку… — Мама провела рукой по волосам и сняла ободок. — Вот такую примерно, только там зубцы металлические и подлиннее, а штук их поменьше, где-то десяток. И все работает.

— А это идея, между прочим! — обрадовался Семен. — Такая гребенка мне гораздо больше нравится, чем наши прищепки. Спасибо, теть Вер, и котлеты, кстати, у вас замечательные!

— Слушай… — Мысль Торика побежала дальше. — А мы сможем снимать сигнал с тех же электродов, на которые подаем напряжение?

— А как? Мы туда подаем до семи вольт, а ловить пытаемся в тысячи раз меньше.

— Так ведь сигналы импульсные, а в схеме ты точно знаешь, в какой момент времени напряжения подаются, а в какой — нет.

— И что?

— Ты можешь «слушать» только в периоды затишья.

— Как это?

— «Здесь играем — здесь не играем», — вспомнил Торик любимую присказку Семена в ансамбле. Потом тут же пояснил мысль. — Здесь мы подаем напряжение — и не слушаем. А здесь только слушаем — и ничего не подаем.

— Тогда у нас еще одна мощная помеха пойдет от этих включений-выключений. Хотя… «Тут надо… техницки!» — подмигнул Семен, цитируя мультик про Фоку.

— Вот и отлично, — подытожил отец. — Тогда с нас — клетка Фарадея.

— А с меня — еще одна схема. — Семену, как всегда, не терпелось перейти к практике. — И там надо будет коммутировать

не один ключ, а два, причем…

Торик быстро потерял нить его рассуждений, но кивать не перестал. Не из вежливости. Просто так Семену было проще думать.

* * *

Июнь 1985 года, Город, 20 лет

— …Уверен, многие из вас, сидя в этом зале, недоумевают: зачем проходить летнюю практику именно у нас, на электроламповом заводе? Зачем сейчас кому-то нужны лампы, если есть такие хорошие транзисторы и микросхемы? Так я вам скажу, что второй вопрос заодно отвечает и на первый. Как? Вспомните всего два применения.

Сидевшая рядом короткостриженная Рената страдальчески закатила глаза: сколько можно! Торик усмехнулся, а директор завода продолжал:

— Первое — телевидение. Кто мне скажет, на чем сейчас делают телевизоры?

— На транзисторах, на микросхемах, на микросборках, — послышались ответы.

— Правильно, а изображение в телевизоре вам кто показывает? Кинескоп. А это, как ни крути, — радиолампа. Транзисторных кинескопов еще не придумали. Но! Откуда в телевизоре берется сигнал? Кто его передает?

— Останкинская телевышка!

— Правильно. Ну или Шуховская, на Шаболовке. Там самое современное транзисторное оборудование, но знаете, что я вам скажу? Самые последние, самые мощные каскады все равно делают на огромных радиолампах. И будут делать, потому что в таких режимах и на таких мощностях ни один транзистор работать не сможет, как его ни охлаждай, какие схемы ни придумывай. Только лампы. Ничего лучше пока нет. А значит, мы нужны, и будем нужны. Но есть и второй момент. Они…

— Страшнее атомной войны! — схохмил один из студентов противным фальцетом, спрятавшись под стол, чтобы хулиганство осталось безнаказанным.

— А ведь ты прав, молодой человек, — вдруг сказал директор, усмехнувшись. — Давай вылезай, раз такой смелый, и расскажи нам, что будет с транзисторной техникой даже при далеком ядерном взрыве.

— Что-что, — прогудел шутник уже нормальным своим голосом, — все расплавится.

— А если уцелеет? — наседал директор.

— Да как она уцелеет, если везде лавинные пробои начнутся? Сдохнет она. Нам на военке рассказывали.

— Вот! А ламповый передатчик — как огурчик! Только взрыв отгремел, пыль стряхнули, дунул-плюнул, и он опять работает как новенький. Поэтому нам нужны не только огромные радиолампы для телевизионных передатчиков, но и многие другие. Так что рано, рано нас списывать со счетов! И вот еще что…

Он вдохновенно и пылко говорил еще полчаса, а потом поделил всех студентов на подгруппы и рассказал, к какому цеху завода прикрепляется каждая из подгрупп. Торик оказался на одном участке вместе с Ренатой. Ему было интересно. А ей — все равно.

* * *

Плести так плести! И вот уже Торик с отцом перемотали огромный моток изолированного провода и теперь плетут большую сеть. Больше, конечно, отец — у Торика «руки не из того места растут». Но и он старается делать что может.