Родовое проклятие
Шрифт:
– Бесхан! Как тебе не стыдно!
– Извини, я привык называть вещи своими именами. Когда мужчина плачет, согласись – это ненормально.
– Смотря что явилось причиной его слез. Но рассказывать малознакомому человеку о своем друге да еще такое – это, знаешь ли, не совсем прилично, – я была шокирована. Бесхан в течение всего вечера был на этой грани, балансировал между приличием и пошлостью, но ни разу не сорвался, почему же теперь он позволил себе все эти разговоры?
– Я спросил у него, отчего он плачет, и он ответил,
– Погоди, погоди, причем здесь брак? Я еще никакого согласия и желания не высказывала…
– Чего ждать? – искренне удивился Бесхан.
– Да ведь мы не знакомы почти, я даже не знаю, что он за человек. Мы не разговаривали, виделись один раз… И вообще, у нас это происходит не так!
– А, – не унимался Бесхан, – ты переживаешь, что вы друг друга мало знаете, так надо повстречаться, поговорить… А как же. Завтра он будет у тебя, я не приду, все…
В трубке послышались короткие гудки.
Почему кто-то принимает решения за меня? Что я должна делать? Мне было неловко и стыдно и еще как-то немножко гадливо: то ли на саму себя, то ли на нагловатого Бесхана, то ли на молчаливого Алика. Промаявшись без сна до рассвета, я все составляла и составляла ответ нежданному жениху, приводила доводы, объясняла, старалась быть корректной; но, чем больше слов я находила, тем менее убедительными они казались. В конце концов, я уснула, измученная поиском ответа.
Алик пришел часов в 8 утра. Спросонья я никак не могла понять, откуда звонок, схватилась за телефон, потом бросилась к двери, но все-таки сообразила спросить: кто там.
– Это я, – прозвучал голос Вадика из-за двери.
И снова это жаркое предчувствие, и поспешные руки открывают замок, и бархатные глаза в полумраке подъезда.
– Доброе утро… Разбудил? – он потянулся ко мне, обнял, прижался, нашел губами ухо и прошептал, – ты такая теплая…
Я высвободилась, шагнула назад, кашлянула.
– Прогонишь? – грустно спросил Алик.
– Зачем же, входи…
Мы прошли в комнату, он присел на краешек тахты и смотрел на меня снизу вверх своими тревожными глазами, молчание затянулось, он нарушил его, сказав:
– Ну, что, ты меня завтраком покормишь?
– Пойдем на кухню.
Я поставила чайник, сделала несколько бутербродов с колбасой, потом смотрела как он ест: молча и аккуратно.
– А ты со мной? – только и спросил. Я отказалась.
Мы снова гуляли по городу. Он разговорился постепенно, рассказывал о своей маме, какая она у него молодая и красивая, как любит она петь. Но поет редко, потому что отец очень суровый человек, намного старше ее.
– Отец справедливый, всегда.
– Ты любишь родителей? – глупо спросила.
– Маму, – он улыбнулся тепло и опустил длинные густые
Я не смогла его прогнать. Он вернулся вместе со мной в квартиру моей бабушки. Мы позвонили Бесхану и он деловито осведомился: «вы уже этим занимались, или только целуетесь?» Алик бросил ему что-то отрывистое.
Я снова не знала, что мне с ним делать, о чем говорить. Он сидел на тахте, но уже не как утром, а по хозяйски развалившись, и разглядывал меня из-под полуприкрытых ресницами глаз.
– Сядь со мной рядом, – попросил он.
Воздух в комнате сгустился и стал горячим и вязким как кисель. Я поставила стул подальше от тахты и уселась на него. Но Алик настойчиво просил сесть с ним, я уступила, сдерживая дыхание. Села с краю. Он тут же придвинулся и лег, устроив голову на моих коленях.
– Сделай для меня одну вещь, – сказал он.
– Какую?
– Нет, ты пообещай, что сделаешь!
– Но я же не знаю, чего ты попросишь.
– Ничего такого… Пообещай.
– Ну, хорошо, – согласилась я.
– Сними платье…
– Что?
– Сними платье, я хочу посмотреть на тебя.
– Ты с ума сошел, – я отодвинулась, убрав его голову с колен.
– Ты обещала, – он приподнялся на локте, – я ничего не сделаю, клянусь!
– Зачем это? – я чуть не плакала.
– Просто… Чего ты боишься, ведь ты ходишь на пляж, и там мужчины смотрят на тебя.
– Это на пляже.
– Какая разница? Ну пожалуйста!
«Если я сейчас разденусь, то это будет глупо, глупо, по-дурацки… Почему я должна ему уступать? Господи, как же мне от него избавиться! А если я соглашусь, если я соглашусь с условием, что он сразу же уйдет? Он посмотрит и уйдет… А если нет?» Дальше мои мысли не шли, я не знала, что бывает дальше в таких скользких ситуациях. «Но ведь он один… Что он может мне сделать?»
– Хорошо. Но ты сразу же уйдешь!
Он был согласен, он был со всем согласен.
Я встала, отошла от тахты на середину комнаты, расстегнула пуговицы на платье и распахнула его, даже не сбросив с плеч.
Алик всхлипнул, вскочил, бросился ко мне и, обхватив меня руками, поволок к тахте. Я успела свести локти на груди, запахнуться.
– Нет, – сказала я.
Он попытался развести мои локти.
– Нет! Уходи.
Алик, словно опомнившись, отодвинулся от меня, обхватил голову руками.
– Ты подумала – все! – Произнес он. – Ты меня боишься. Не надо, не бойся, я умею уважать женщину.
– Хорошенькое уважение, – произнесла я, нервно застегивая пуговицы, – ладно, поигрались, теперь уходи.
– Хорошо, я уйду, но мы встретимся завтра?
Я пообещала, я бы пообещала все что угодно, только бы он ушел, чтобы я могла почувствовать себя в безопасности. Буквально вытолкав его из квартиры, я забилась в угол тахты и сидела так, пока совсем не стемнело. Разрывался телефон, но я не брала трубку.