Родовое проклятие
Шрифт:
– Хлеб-то! Хлеб-то порезали?
– Вика, сходи за тарелками, не хватает.
– О, Машка пришла! Садись.
– С Валерычем рядом!
– Ты уж, не побрезгай нами!
В проеме кухонной двери появлялись люди, еще и еще… В руках у приходящих были стулья, миски и бутылки: с заводскими пробками и свойские, с заткнутыми газетой горлышками.
– Здорово, Валерка!
– О, здорово!
– Это – твоя?
– Моя!
– Здрассте…
– Привет.
– Сидай, сидай…
– Кому не хватает вилок?
– Да,
– Мне немножко…
– Двадцать капель.
– Ну, за здоровье!
– Пусть родители скажут.
– Сделайте тише магнитофон!
Из-за стола поднялась не старая еще женщина, робко улыбнулась, оглядывая присутствующих, нашла взглядом дочь Ольгу и снова улыбнулась теперь только ей. За столом замерли, в ожидании тоста. Нетерпение отразилось на лицах, тарелки наполнены закуской, в рюмках подрагивает водка…
– Ну, мать, давай! – толкнул в бок женщину, сидящий рядом усатый дядька – отец именинницы. Женщина, сжимая в руках стопку с водкой, набрала побольше воздуха в легкие и начала говорить:
– Мы так рады, что Оля и Вова получили эту комнату. Теперь они заживут своим домом… – она задумалась, опустила голову, потом снова оглядела ждущих и продолжила:
– Вы такие дружные все! Собирайтесь почаще, не ссорьтесь…
– Ура! – заглушил последние ее слова возглас нескольких глоток. И пошел звон стекла, издаваемый стаканами, стопками, рюмками… Выпили залпом.
– Эх, хорошо!
– После первой и второй?
– Перерыва нет вообще!
Женщины заулыбались, подставляя опустевшие сосуды под новую порцию водки.
– Ну, Ольк, чтоб все у вас с Вовкой было хорошо!
– Давай.
«Дзинь! Пом-пом! Тук! Тук-тук!»
– Поехали!
Сошлись и разошлись в нестройном хороводе стаканы.
– Закусывайте!
– У всех налито?
– Котлеты-то, котлеты берите.
– Предлагаю выпить за женщин и девушек… – галантный Антон привстал и постучал вилкой по стакану, привлекая к себе внимание.
– Тихо! Антон говорит!
– За баб!
– Целоваться будем?
– Ах-ха-ха!
Сошлись, разошлись, опрокинулись…
– Эх, хорошо сидим!
– А пойдем плясать!
– Да, погоди.
– Чего годить-то?
– Еще выпьем!
– Мужики, успеете надраться! Пойдем плясать!
Под окнами, не попадая по клавишам, баянист – Серега отрывал визгливую «Матаню». Разухабистая маленькая бабенка – Ленка, уперев руки в бока, отбивала чечетку.
– Эх, мать – перемать..! – кричала Ленка под нестройные звуки баяна. Вокруг постепенно собирались гости, приплясывали и радостно подхватывали наиболее непристойные припевки.
– Машка!
– Что?
– Тихо! Там Валерку бьют! – Ольга появилась неожиданно, схватила стоявшую на крыльце Машку, и потащила ее в коридор.
– Кто бьет-то, и за что?
– Тихо! А то все сбегутся! Он с моим братом поссорился.
– У
– Ну да! Да идем!
Пятнистый свет от одинокой лампочки блуждал по коридору. В дверях бытовки топтались какие-то мужики. То ли были они за столом, то ли не были…
– Эй, что здесь происходит?! – грозно спросила Машка. Ей никто не ответил, и она протиснулась сквозь плотный строй спин.
На кафельном полу в душевой валялся тучный Валерка. Ярким желтым пятном выделялась на грязно-буром полу его футболка. Вокруг, покачиваясь и тыча в Валеркины бока ногами, толклись еще четверо: мелкие, востроглазые, похожие друг на друга. Сбегутся, разбегутся, как собаки на медведя. А Валерка только смеялся, да покряхтывал.
– А ну, разойдись! – закричала Машка, врываясь в самую свалку. Ее попытались отстранить, но она энергично заработала локтями, резко саданула кому-то в больное место. Растопыренной пятерней схватила чей-то загривок, и ломая длинный маникюр, оторвала от Валеркиной туши. Оцарапанный обиделся, но в драку больше не полез.
Спокойная обычно Машка, бывала страшна в гневе. Однажды она отбила пьяного Валерку у троих дружинников, и они ничего не смогли сделать; так и уехали ни с чем на своем «Уазике». Тогда дело было зимой, у дверей ресторанчика, тоже что-то отмечали…
В душевую, расталкивая зрителей, вошел Антон. Нападавшие расползлись по углам. Антон поднял счастливого Валерку, и под руководством, все еще возбужденной Машки, потащил его прочь из душевой. Валерка радостно орал, что он всем еще покажет. Ольга суетилась вокруг своего пьяного Вовика. Остальные сбились возле окна и проводили, удаляющуюся победно Машку, злыми взглядами.
– Дура! – бросил кто-то в след.
– На мою жену! – рванулся от Антона Валерка.
– Пшел, пшел! – зашипела на него жена. Антон только посмеивался, сгреб поудобнее вихляющееся Валеркино тело, и поволок его вверх по лестнице.
– Я вам устрою! – пообещала Машка драчунам, резко повернулась и, вскинув голову, медленно удалилась.
А на улице продолжал разрываться баян, и кричала свои частушки пьяная Ленка.
На втором этаже Валерке удалось вырваться, он полез в коридорное окно, хотел выпрыгнуть. Внизу завизжали.
– Стой! Кому сказала! – Машка успела схватить мужа за ногу; он улыбался и махал руками:
– Манюнчик, я сейчас приду, – просился Валерка. Его оторвали от подоконника и совместными усилиями втолкнули в комнату.
– Валерк, ты спать ложись, – посоветовал Антон.
– Не, я пойду…
– Лежать! – приказала жена.
– Манечка, – Валерка, расставив руки, пошел на жену, ему хотелось улизнуть. Но не тут-то было: Машка выхватила из сумки пустую молочную бутылку и, сильно размахнувшись, ударила супруга по лбу. Лоб оказался крепким, только кожа лопнула, и обильно брызнула кровь.