Рокки, последний берег
Шрифт:
Элен не была дантистом, но знала, что кариес сам собой не проходит. Кариес — это инфекция, чертова бактерия будет забираться все глубже, достигнет пульпы (боль указывала на то, что это уже произошло), а потом и корня. И тогда начнется сущий ад: гной, абсцесс, лицо раздует, как гнилой фрукт, от боли впору будет лезть на стенку, ей грозит сепсис, а там и смерть.
В прежнем мире этот кариес был бы сущим пустяком. Запись к дантисту, полчаса в кабинете, благоухающем дезинфекцией и ментолом, местная анестезия, бормашина, цементирование канала и пломба. До свидания, спасибо.
Но здесь, на острове, совсем другое дело.
Перед мысленным взором Элен возникли кадры фильма «Изгой», в котором Том Хэнкс удаляет себе зуб лезвием конька.
Она приняла ксанакс и села на кровать, чтобы спокойно подумать.
Потом легла.
И закрыла глаза.
Сделала долгий вдох носом
Ей смутно помнилось, что такое дыхание помогает расслабиться.
И она действительно расслабилась.
Она точно знала, что делать.
Она не хотела этого делать, но должна была просто привести себя в соответствующее состояние, чтобы сделать это.
Она должна превозмочь отвращение и попросить помощи у Фреда.
Перспектива просить у него помощи была невыносима, но ничего не поделаешь.
Откладывать нельзя, это ей не поможет.
Это неизбежно.
Она попыталась придумать, как смириться с этой перспективой. Может быть, вспомнить то время (далекое), когда она его любила?
Ей было двадцать пять, она встречалась с Евангелосом, греком по происхождению, с которым познакомилась в школе веб-маркетинга и дизайна; у него был невероятных размеров член, но сволочной характер, капризный, обидчивый, собственнический. Поначалу она принимала это за экзотические проявления чувствительной натуры под влиянием любви, но со временем пришла к выводу, что он просто козел (с невероятных размеров членом). Она никак не могла с ним расстаться, сама не знала почему. Он закатывал ей сцены по любому пустяку: она не так посмотрела на официанта в ресторане, на продавца из булочной на углу, на препода по бренд-маркетингу, на шофера такси, на курьера, на кошку, на собаку, он ревновал ее ко всему, что движется.
Это превратилось в ритуал, столь же идиотский, сколь и мучительный: она от него уходила. Он звонил. Плакал в трубку. Говорил, что ему плохо. Что он свалял дурака. Что ему жаль. Что он умрет. Она держалась. Недолго. Не отвечала на его звонки, но читала сообщения в ватсапе: «Прст лю оч лю #не-могубезтебя (эмодзи разбитое сердечко)», «Пжлст ответь #испрвлюсь #пстраюсь #тымояжиззззнь (эмодзи пылающее сердечко)». Через некоторое время она сдавалась. Ей было невыносимо причинять боль живому человеку. Нет-нет да и шевельнется в мозгу мыслишка, что она была несправедлива, что надо считаться с тонкой натурой Евангелоса, что она ничего не понимает в чувствах, что это и есть любовь, что ей надо хотя бы попытаться понять, быть гибкой, поставить себя на его место, ему не так повезло в жизни, как ей, он всего добился сам; в общем, в конце концов, почти помимо своей воли, она его принимала. Он возвращался, шмыгая носом, с глазами, полными жалких слез благодарности, а потом, через несколько недель, все повторялось. Это выматывало.
Фреда она встретила у Лоры, своей швейцарской подруги, с которой познакомилась на занятиях по крав-маге. Элен ходила на них, чтобы справляться со своими эмоциями или, скорее, с эмоциями Евангелоса. Лора, компаньон Фреда, — потому что ее однажды, в пятнадцать лет, когда она жила в Ла-Шо-де-Фон, изнасиловал инструктор по лыжам на школьных каникулах, и она НИКОМУ (Лора всегда повышала голос, когда говорила об этом) НИКОМУ И НИКОГДА не позволит дотронуться до нее без ее согласия!
Фред был симпатичным парнем, не красавцем, но симпатичным. Темноволосый, ухоженный, вежливый, немного похожий на Тимоти Шаламе (но все же не такой лапочка, скорее Тимоти Шаламе, учившийся на финансовом и причесывающийся как папенькин сынок). Больше всего ей понравилось, что выглядел он спокойным.
Спокойным и уравновешенным.
Он слушал ее спокойно. Отвечал ей спокойно. Он двигался неспешно, как мужчина, заботящийся о зверятах, и говорил степенно, как страховой агент.
Он был так непохож на Евангелоса.
По сравнению с Евангелосом Фред был как уикэнд в санатории. И ей захотелось в санаторий. Когда через несколько дней ей пришло сообщение в мессенджер: «Привет, Элен, может быть, сходим куда-нибудь на днях? (эмодзи бокал шампанского)», она раздумывала недолго — так недолго, что это было даже не раздумье, это была стадия, предшествующая раздумью, скорее рефлекс, — и написала: «Обязательно!» (без эмодзи).
После этого все пошло очень быстро. Назавтра они заказали в «Кумико», баре для упакованных студентов (музыка лаунж, приглушенный свет), по фирменному коктейлю (вермут Cinzano Rosso, битер Campari, имбирный эль Bundaberg и капелька кофейного ликера), он говорил о себе (все так же степенно), она говорила о себе (у нее кружилась голова). Он сказал, что мечтает однажды суметь уберечь свою семью. Это звучало допотопно, но
Она рассталась с Евангелосом по ватсапу на следующее утро: «Все кончено. Забудь мой номер пжлст» (без эмодзи). Разумеется, он не забыл. Сначала прислал сообщение: «КАК!!!!!!!!!», и еще: «ОТВЕТЬ СЕЙЧАС ЖЕ!!!!!», она не ответила, и он позвонил, раз, другой, бессчетное количество раз. Она не брала трубку. Он пришел к ней. Позвонил в дверь. Жал на кнопку звонка несколько минут. Кричал на улице. Сначала угрожал: «Ты не посмеешь! Я имею право на объяснение! Да кем ты себя возомнила??? Я никуда не уйду!!!», потом разрыдался: «Пожалуйста, не поступай со мной так! Посмотри, до чего я дошел! Посмотри, до чего ты меня довела!» Элен удивило собственное равнодушие к его крикам и слезам. Ей это даже доставило определенное удовольствие, как в зоопарке, она смотрела на мучения зверя за решеткой и даже могла постучать по прутьям, чтобы подразнить его. К этому приятному ощущению добавилось другое: она чувствовала себя больной, к которой внезапно вернулось здоровье. Ее равнодушие было признаком выздоровления. Она позвонила в полицию. Приехал наряд. Еванге-лос испугался и сбежал. На всякий случай она подала заявление о преследовании. И больше никогда его не видела.
Разумеется, член у Фреда был не таких невероятных размеров, как у Евангелоса, он занимался с нею любовью не так страстно, в его жестах не было того голода, она не чувствовала, что находится в зоне повышенной сейсмической опасности, не ощущала себя участницей первичной термоядерной реакции, в результате которой рождается небесное тело. С Фредом было тепло и нежно. Не то чтобы неприятно, но немного скучно. Как кататься на лодке по озеру. Да Фред и не был одержим сексом. Днем он проводил много времени, развивая свое дело, к вечеру уставал, открывал вино, которое долго выбирал в бутике в центре города, говорил с Элен о том о сем, о работе, о финансах, о букете вина, о технологии, о планах на отпуск, а потом включал телевизор и смотрел что придется, лишь бы разгрузить голову.
После рождения Александра и Жанны они пригласили няню, которая полностью взяла на себя быт и домашнее хозяйство, и Элен смогла посвятить себя карьере. Друзья и коллеги часто говорили ей, как это восхитительно — сочетать семейную жизнь и профессию, она скромно кивала и отвечала, мол, когда увлечен, все удается.
Жизнь текла мирно, гладко, без малейших шероховатостей. Было приятно так жить, но где-то в тени спокойствия притаилась мысль, повергавшая ее в ужас: неужели так и будет до самого конца? До старости. До смерти. И это называется жизнью? Здоровый дух в здоровом теле, не знающем ни в чем недостатка, не ведающем никакой боли. Ей случалось вспоминать Евангелоса и его невероятных размеров член. Когда она мастурбировала, он вставал перед глазами, всплыв со дна ее памяти, как всплывает на поверхность из глубин океана капля нефти. Она поискала Евангелоса в соцсетях, нашла его страницу. Он был production planner в агропромышленном секторе (она толком не знала, что это значит), постил редко: афиша прощального концерта Coldplay, фотография мезе (с комментарием «Живем! (эмодзи, пускающее слюнки, эмодзи огонь)»), селфи с женщиной (низенькой коренастой брюнеткой), держащей на руках девочку лет трех-четырех. При мысли, что он может заниматься любовью с другой, сердце Элен кольнула ревность. На работе некоторые мужчины к ней клеились, но ей они были неинтересны. Однажды вечером, немного перебрав Chateau Montrose 2015 года — бутылку с гордостью открыл Фред, — она чуть было не написала Евангелосу. Была на волосок от этого. Даже начала набирать личное сообщение: «Привет…», но, испугавшись, стерла. Слишком многое она могла потерять: свое положение, свой брак, свою жизнь. Она поняла, что за все эти годы комфорта расслабилась, и ей уже были невыносимы неожиданности, осложнения, риск. Ее рассудок был больше неспособен справиться с такими вещами и с яростью отторгал малейшую возможность.