Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
Лобачев не ответил. Командарм глянул на заднее сиденье: генерал, примостившись в углу машины, дремал.
Прибыв в штаб глубокой ночью, командующий приказал начальнику артиллерии Казакову снять с других менее опасных направлений два противотанковых полка и направить их под Солнечногорск.
После двухчасового сна на временном КП в деревне Пешки командарм на рассвете вышел из избы. По небу, усеянному яркими звездами, огненной дугой вспыхнула комета и над горизонтом погасла. Почти до конца села хорошо были видны хаты* за которыми простиралось
Рокоссовский зашел на КП. В избе толпилась группа генералов. Стоял шум. Каждый старался высказать свое мнение по поводу состояния дел в полосе обороны армии. Это были многочисленные представители штаба Западного фронта.
– Что здесь происходит?
– спросил командарм.
– Не дают работать!
– буркнул Малинин.
– Каждый норовит дать указание!
Рокоссовский заметил, что начальник Штаба доведен до белого каления, раз проявляет такую несдержанность.
– Вы что, нам не доверяете?
– спросил командарм.
– Н-нет, что вы, - ответил старший из них.
– Вы делаете все возможное, чтобы на своем участке отстоять Москву.
– Тогда в чем дело?
– Мужики, хватит тут устраивать балаган!
– сказал старший группы.
– Поехали в соседнюю армию.
В середине дня Рокоссовский выехал на Истринское направление, где шли тяжелые бои. В течение суток он изучал противника, говорил с людьми, давал советы по укреплению обороны.
Когда он поздно вечером вернулся на КП, Малинин доложил:
– Несколько раз звонили Жуков, Соколовский и уточняли, перешли ли войска в наступление под Солнечногорском.
– Какое может быть наступление, если мы на пределе сил держим оборону?
– Командование фронта изменило задачу войскам, которые мы послали для обороны Солнечногорска.
– Но ведь соединения еще на марше, - возмущенно проговорил Рокоссовский, - и на организацию наступления времени нет.
– Я такие же доводы приводил командованию фронта.
– Ну и что?
– Просили по этому поводу их больше не беспокоить и немедленно начать наступление.
Поспешное, неподготовленное наступление на Солнечногорск, как и следовало ожидать, успеха не имело. Противник быстро подтянул достаточно сил и сначала остановил наступающих, а затем отбросил их в исходное положение. Группа Доватора, поддержанная мизерным количеством танков и артиллерии, несмотря на решительные действия, задачу выполнить не смогла. Многие населенные пункты несколько раз переходили из рук в руки, но одолеть противника не хватило сил. Конница понесла большие потери и вынуждена была перейти к обороне.
. Обстановка была запутанная и сложная. Может быть, поэтому вышестоящие командиры и штабы отдавали распоряжения и приказы, которые не успевали за событиями и, когда доходили до исполнителей, уже не соответствовали
С передовых позиций продолжали поступать тревожные вести. Комайдарм вновь уехал на Истринское направление. Там противник ввел в бой новую танковую дивизию и потеснил наши войска до двух километров вглубь.
Командарм шел по траншее вместе с командиром полка, где противнику удалось потеснить наши войска наиболее болезненно. Здесь обязательно надо было нанести небольшой контрудар, чтобы занять более выгодную позицию и выровнять линию фронта. Командарм перебросил сюда 10 танков Т-34. Медлить было нельзя. Противник наверняка попытается расширить клин и сосредоточить там побольше сил, а следовательно, может нависнуть прямая угроза прорыва фронта. А это - прямой путь на Москву.
Когда все было готово к атаке, командир полка дал команду:
– В атаку, вперед!
Под ураганным огнем противника солдаты боялись высунуть голову и медлили с выполнением приказа. Создавалась угроза отрыва танков от пехоты, и такой важнейший удар мог не состояться.
Рокоссовский мгновение подумал, оценил ситуацию, затем вылез из окопа, встал во весь рост и закурил папиросу. Рвались снаряды, свистели пули, а он стоял и курил, словно ему и сам черт не брат. Казалось, что генерала больше всего занимает приятный дымок папиросы.
И бойцы, восхищенные своим командующим, выскакивали из окопов и с криками «ура» шли в атаку. Возникла такая схватка, что трудно было различить своих и чужих. Через час бой закончился и задача была выполнена полностью. Рокоссовский никогда и никому не рассказывал о том, что он чувствовал в тот момент. Когда он снова прибыл на КП армии, Малинин заметил, что у командующего, когда он доставал из портсигара папиросу, дрожали руки.
Только гораздо позже он узнал от командира полка, каким до безумия храбрым может быть его командующий армией.
Рокоссовский и Малинин весь вечер обзванивали части и соединения, уточняли обстановку и занимаемые ими позиции. Ночью, когда они собирались вздремнуть, дежурный доложил, что командарма вызывает по ВЧ Сталин. Рокоссовский шел к аппарату и думал о том, что опять будет взбучка, как и от командующего фронтом, за то, что части армии потеснены на отдельных участках обороны. Командующий взял трубку.
– Рокоссовский у аппарата.
– Здравствуйте, Константин Константинович, - послышался спокойный голос Сталина.
– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!
– Как обстановка на Истринском рубеже?
– Кое-где, товарищ Сталин, нас потеснили, но мы принимаем меры...
– О ваших мерах противодействия говорить не надо, - мягко перебил его Сталин.
– Вы скажите, тяжело ли вам?
– Да, товарищ Сталин, тяжело.
– Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем... До свидания, товарищ Рокоссовский.