Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
' ' 3
К июлю 1942 года был оставлен Крым, советские войска потерпели поражение под Харьковом, в Донбассе и под Воронежем. Стратегическая инициатива вновь перешла к фашистам. К концу июля они вышли к Дону и захватили Ростов. Вводя в бой свежие силы, немецкие войска начали стремительное продвижение к Волге и на Кавказ. Перед фашистскими дивизиями маячили хлебородные степи Ставрополья, а за ними - нефтяные вышки Баку, снежные вершины Кавказа и экзотика черноморского побережья.
Ставка Гитлера жила ожиданием сообщений, могущих искупить горечь разочарований от проваленных военных планов и заставить мир заново оцепенеть от страха перед силой немецкого оружия. И снова, как и во время битвы под Москвой, стрекотали телеграфные аппараты, стучали пишущие машинки, мчались
Положение Советской страны было действительно тяжелым. С невеселыми думами об этом Рокоссовский и Малинин изучали только что поступивший в войска приказ № 227 Народного комиссара обороны И. Сталина от 28 июля 1942 года.
После совещания с начальниками управлений и командующими родами войск по совершенствованию обороны они оста-лись одни. Класс школы, где размещался штаб фронта, был увешан картами, схемами и диаграммами.
Рокоссовский сидел в углу за партой и, как прилежный ученик, следил за начальником штаба фронта Малининым, который, расположившись за столом, читал приказ. Командующий, облокотившись на руки, задумчиво прослушал список перечисленных в приказе районов и городов, которые захватили гитлеровцы, и рассказ о том, как «многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток», о «позорном поведении на фронтах» отдельных командиров.
– Эти слова я подчеркнул красным карандашом, - сказал Малинин и со свинцом в голосе читал дальше:
«Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского государства - это не пустыня, а люди - рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, — это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжавшие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов и фабрик. Мы потеряли 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону». Малинин поднял голову.
– Как, Константин Константинович? Здорово сказано, правда?
– Жаль, Миша, что мы начали думать об этом только сейчас, а не перед началом войны, - произнес Рокоссовский.
– Читай дальше.
«Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца и политработника является требование - ни шагу назад без приказа высшего командования, - продолжал читать с воодушевлением Малинин.
– Командиры рот, батальонов, полков, дивизий, соответствующие комиссары, политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины».
– Ничего себе, - сказал командующий фронтом и, заложив руки за спину, начал прохаживаться по классу. Он, как человек, испытавший на себе ярлык «врага народа», не мог безоговорочно принять такое категоричное требование приказа. В душе он боялся, что, выявляя «предателя Родины», можно наломать дров. Рокоссовский остановился, посмотрел на начальника штаба.
– Что там еще?
Малинин откашлялся, выпил глоток воды, «Сформировать в пределах армии 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (до двухсот человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте комиссаров, трусов и тем помочь честным бойцам дивизии выполнить свой долг перед Родиной. Сформировать в пределах армий от пяти до десяти (смотря
Малинин отложил в сторону приказ И, чувствуя какую-то смутную вину за то, что принял его содержание с каким-то Повышенным энтузиазмом, наблюдал за командующим, который стоял у окна с дымящейся во рту папиросой.
– Как ты думаешь, Михаил, где мы подхватили эти радикальные идеи?
– спросил Рокоссовский, подойдя к начальнику штаба.
– В истории военного искусства я не встречал таких примеров.
– На этот вопрос отвечает сам приказ.
– Любопытно...
«После своего зимнего отступления, - читал Малинин, - под напором Красной Армии, когда в немецких Войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали более ста штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости и неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свою вину. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасныёгучастки фронта и приказали им искупить свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их впереди неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой...»
– У немцев многому можно было поучиться, как вести войну, но только не этому, - произнес Рокоссовский, присев за стол.
– Ты помнишь, Михаил, я тебе об этом рассказывал, как мы косили таких штрафников под Истрой? Они там начинали.
– Да, помню, - сказал Малинин, положив в папку приказ.
– Хлебнув перед смертью изрядную долю шнапса, они шли на верную гибель. Как бы они угрожающе ни орали, но мы их не боялись.
– Рокоссовский снова закурил и глянул на начальника штаба.
– Как ты думаешь, с руки ли нам копировать вот такие приказы фашистов?
– Конечно, не от хорошей жизни издали мы этот приказ, -уклонился от прямого ответа Малинин.
– Какая бы жизнь ни была, хорошая или плохая, но гнать на бойню людей я никогда не буду, - категорически произнес Рокоссовский.
– Я прошу тебя, Михаил Сергеевич, доведи приказ до всех рот и так далее, но прошу иметь в виду, что требования этого приказа выполнять только после личных консультаций со мной. Мы постараемся сделать так, чтобы у нас не было ни трусов, ни паникеров. А если они, в семье не без урода, кое-где появятся, то мы будем судить их так, как разливал Илья вино. Помнишь?
– По-божески, - рассмеялся Малинин.
– Вот именно, - улыбнулся командующий фронтом.
4 .
Во второй половине августа Рокоссовского вызвали в Ставку. Когда он вошел в кабинет к Сталину там уже был Н.Ф. Ватутин. Время было жаркое, и Главнокомандующий сразу же приступил к делу.
– Мы вас вызвали для того, чтобы рассмотреть вопрос о взятии Воронежа, - начал Сталин.
– Познакомьтесь с обстановкой. Даю десять минут на размышление.
Пока генералы уточняли некоторые детали обстановки, Сталин переговорил с Жуковым о положении дел на Ленинградском фронте.
– Вы готовы доложить свои соображения?
– спросил Сталин, подойдя к генералам, стоявшим у карты.
– Да, - ответил Ватутин, вытирая платком вспотевшее лицо.
– Ваши предложения?
– Сталин повернулся к Ватутину.
– Форсировав реки Дон й Воронеж, мы организуем лобовую атаку на город всеми силами Воронежского фронта, - говорил Ватутин, размахивая указкой.
– Войска Брянского фронта помогают нам своим левым флангом.
– Он повернулся к Сталину.
– Вот такой, товарищ Главнокомандующий, мой общий план.