Роман… С Ольгой

Иголкина Леля

— Ничего у Красова не выйдет, — отрицательно мотаю головой. — Превышения не было. Врачи выполняли свой долг, оттачивая навыки, подкрепляя действиями служебные обязанности и ни над кем не издевались. Лёгких телесных нет. Ася не жалуется, но только плачет. Это я понять могу, но Костя с женскими слезами очень быстро разберется. Так что, в скором времени всё станет на свои места. Надо подождать. Что с проектом будет? Твоя Терехова нас с дерьмом смешает, если задержим срок.

— Тебе лучше знать про долг и профессионализм упырей

в белых халатах, — фыркает Сашок. — А за мою женщину не переживай. Мы с этим разберемся. В конце концов, Лялька в строю, если ты, конечно, её не укатал. Она жива, Ромыч?

— Вполне.

— А что касается, жалоб с причала «АСЯ», то юная красавица никогда не жалуется, как я успел понять. Тем более она замужем за боссом. Хотя там жаловаться и жаловаться. И в инстанцию, ответственную за нарушаемые регулярно права несчастного и униженного человека, надо бы писать. А ты, как я погляжу, про верёвки знаешь всё?

— Да, — таращусь, как безумный. — У неё нет следов на запястьях, нет потертостей, ссадин, открытых ран. Более того, под смирительными манжетами были проложены тряпки. Кожу берегли, пытаясь успокоить ненормальную. Это обыкновенная практика…

Жене так делали, когда она кричала, постепенно приходя в себя и вспоминая, через что вынужденно… Только по моей вине, только из-за меня… Я… Я… Я… Это всё из-за меня! Она тогда прошла через сексуальный ад. Через пытку… Но, слава Богу, осталась с головой и со мной. Она жива и никуда не денется. Ольга точно не уйдет, а я об этом позабочусь.

— Ром, я не хотел, — он подается на меня через круглый ресторанный стол. — Проехали? Без обид?

— Согласен.

— Чего сидишь? Кого тут ждёшь?

— Заказ, — оглядываюсь через плечо. — Уже пойду.

— Твоя, что ли, требует еду?

Надеюсь, что меня, но если я вдруг подвалю с пищевым походом, то, вероятно, за десерт сойду.

— Не скучай, — лениво поднимаюсь, неспешно отрывая зад.

— Не торопись. Царевна уже рядом. Чего это она так недовольна?

В смысле?

— Чем?

— Что-что? — хихикает, прикрыв лицо, Сашок.

— Да прекрати ты ржать! Что там происходит? — вцепившись в подлокотники смотрю в лицо козла, который пялится на то, что происходит за моей спиной. — Лёля пришла?

— Почти. Ты как раз ей демонстрируешь свой сексуальный зад. Сядь, родной! — он больно шлёпает по моим рукам и даже бьёт копытом. — Сядь, кому сказал, — рычит и тут же скалит безобразно зубы. — Ляля, как дела? Ты прекрасно выглядишь, — лабает комплимент в открытую, а в мою сторону добавляет хрень. — Купи ей что-нибудь из одежды. Ром, что на ней?

Это же моя футболка и домашние штаны, которые жена подтягивает до ушей, собирая у груди большим комком и зажимая по бокам мелкими подмышками, формируя кривые бугорки.

— Привет, — стою, согнувшись кочергой. — А ты…

— Где мои трусы? — хрипит, но всё же чётко выдает.

— О, как! —

Сашка выставляет локти на стол и подпирает тяжелый подбородок крепким кулаком. — Юрьев, где её трусы? Тоже послушаю.

— Ч-ч-ч-что? — этот чёртов тик и мерзкое заикание, как обычно, весьма некстати подвалили.

— Ты их выкинул? — щурится жена.

— Ляль, а зачем с подобным мелочиться? — писюша пошло лыбится. — Правильно сделал. Молодец! Только надо было на сменку что-то женщине купить, прежде чем…

— Идём! — я резко выпрямляюсь, подхватив жену под локоть и сильно подтянув к себе, прижимаю крепко-крепко, располагая на себе.

— А как же заказ? — каким-то детским голосом начфин, как будто между прочим, мне напоминает. — Посидите, не бросайте.

— По дороге заберём. Вперёд! — подталкиваю Ольгу, которая из-за длины моих штанов ногами еле-еле передвигает.

Отстегать её по голой жопе? Какого хрена выперлась сюда? Решила всё-таки достать?

Держу в руках её мороженое и наш завтрак, который долго ждал. Стараюсь не смотреть на что-то несуразное, замотанное в мою домашнюю одежду.

— Это хамство! — она становится возле меня и несильно толкается в моё плечо. — Я не нашла своего белья, поэтому натянула твои боксеры и штаны. Извини, пожалуйста, — еле слышно шепчет, косится по сторонам и даже мне за спину взгляд бросает. — Ты злишься?

— Здесь до хрена озабоченных козлов, которые…

— У меня на лбу написано, что я на всё готова, Юрьев?

Чёрт, чёрт, чёрт! Брякнул и не подумал.

— Не надо разгуливать в таком виде по гостинице, в которой…

— В которой я ничем не отличаюсь от какой-нибудь путаны? — отступает, потому как я больше не чувствую её нежное тепло.

— Путаны? — обращаюсь к ней лицом. — Посмотри на меня, пожалуйста.

— У меня начались месячные. А ты…

Забрал трусы?

— Что тебе нужно? — шепчу в сильно покрасневший женский профиль. — Чем я могу помочь? В аптеку смотаться или…

Лифт наконец-то прибывает и, механически зевая, раскрывает гудящие от движения большие двери, за которыми стоит та пожилая пара, которую мы в этом месте встретили, но только поздно вечером вчера. Женщина нам с Лёлей всё так же мило улыбается, а потом кивает в знак приветствия, а мужчина вдруг протягивает мне руку и желает громко, но с небольшим покашливанием:

«Хорошего дня, друзья!»

— Верни трусы, урод! — жена внезапно и отчётливо, по крайней мере, почти по буквам и слогам, победоносно и весьма провокативно заявляет, а старички на это обращают, естественно, особое внимание и даже останавливаются. — И вам хорошего дня, — но всё же добавляет, шипя и брызгая слюной, а после забирается в кабину, трамбуясь плотно в свой любимый угол.

Нежность, видимо, закончилась. А с минетом кого-то лихо прокатили.

— Я сливочное купил, — зачем-то сообщаю, заходя за ней.