Роман… С Ольгой
Шрифт:
— Не нужно фантазировать и, на всякий случай, о чём-то душно думать тоже. У меня есть спутница по жизни. Нам хорошо вдвоём, а лишних, слава тебе, Господи, не ищем и не приглашаем в гости.
— Спутница? — по-моему, кое-кто нехило изумляется. — Чёрт! Как же непонятно и противоречиво. Это, кстати, очень грубо! Зачем позвал?
«Есть в том сомнения? То, что Оля — моя вторая половинка, вызывает у девицы охренительное удивление?» — на несколько секунд отрываюсь от наблюдения за тем, что снаружи происходит, и бросаю на сидящую рядом сперва пронизывающий, а уж потом уничтожающий
— Не будем говорить о моей семье, тем более в таком тоне. Да, очень счастливо. Здесь без объяснений. Есть что конструктивно возразить или предусмотрительно переменим тему разговора?
Отмахать огромный временной промежуток с женщиной, которую люблю, это ли не наилучшее и стабильное в моей жалкой жизни достижение.
— Прекрасные слова, — в женском голосе определенно проскакивают язвительные нотки и чувствуется нескрываемое раздражение. — Но зачем мы встретились тогда? Правильно понимаю, что вариант с криоконсервацией твоей жене не подошёл и вы снова топчетесь на месте? Рассматриваете варианта усыновления?
— Обойдёмся. Не горит, потому как…
— Уже перегорело?
— Язвишь?
— Еще раз повторяю, что слишком непонятно и довольно скользко.
— Скажем так, мы пришли к выводу, что справимся с проблемой продолжения рода собственными силами, — прокручиваю кожаную обмотку на руле, впиваясь пальцами в идеально выстроченные швы. — Ребёнок будет, если…
— Бог о том милостиво распорядится? — смеётся, что ли, стерва?
— Если пара этого захочет, — шипя, её язвительный плевок спокойно исправляю.
— Приятно слышать, что твои суждения в этом направлении изменились. Но да, конечно, ты совершенно прав. Возраст — не помеха, физические возможности — с недавних пор ничто, здесь главное огромное желание и… Помощь человека! Специалиста, например. Однако, я не возражаю, если мы отпустим непростую ситуацию в свободное плавание и прекратим пикирование заученными фразами, взятыми из блогов, каких сейчас немало на просторах интернета, — а в знак своего согласия выставляет обе руки перед собой. — Но для чего ты пригласил меня? Мог бы с лёгкостью отшить по телефону и не назначать встречу. Это очень грубо, Рома.
— Я не буду объяснять тайный смысл моих поступков, тем более что его там нет. Помнишь, жена говорила, что враньё — искусство, так вот я бездарен в этом деле. Не способен, понимаешь? И даже не хочу в том направлении наращивать пока что хилые умения.
— Зачем? — она, по-видимому, о чём-то в этом роде догадывается или попросту подстраивается под мой грубый, временами слишком жёсткий тон. — Это Ольга Алексеевна?
— Да, — глазами поедаю женскую фигуру, выскочившую пулей из Костиного автомобиля.
— Я должна сыграть какую-то роль, чтобы вызвать ревность, например?
— Помолчи, пожалуйста, — шиплю и…
Ощутимо возбуждаюсь? Спасибо, что в этом деле нет вообще проблем, хотя сейчас кому-то не мешало бы «прикрыться» и пульсом не таранить наглухо закрытую ширинку.
— Ты меня используешь, как жалкую приманку, как ту, ради которой не стоит и стараться, потому что рядом с ней, — кивает на жену, стоящую возле распахнутой двери машины, —
— Что? — быстро перевожу на неё глаза, но сразу возвращаюсь к тому, что происходит возле Красовской машины. — О чём ты?
Оля со всей силы, приправив определенное намерение увесистой щепоткой злости, захлопывает заднюю дверь теперь спешащей по неотложным, видимо, делам навороченной кареты Кости
— Мы будем следить за ней? — хихикает девица. — Таков план на летний вечер?
— У нас кризис, — глядя исподлобья на жену, пассажирке еле слышно отвечаю.
Если эта дама способна понять, что это такое и с чем его едят.
— Разбирайся…
— Я разбираюсь, но ни хрена не получается.
— Ты выбрал меня для…
— Ты показалась чуткой и спокойной женщиной.
— Именно, я женщина, как ты успел заметить, а не шахматная фигура, которой можно запросто пожертвовать, когда до того дойдет. Тебе нужно выплеснуть то, что накипело? Найди другую и подходящую для этих дел жилетку.
— У неё бывают периоды…
— Обратись к психиатру, чтобы медикаментами купировать эпизоды, в течение которых твоя жена неадекватно себя ведёт. Я не желаю об этом слушать. Она с жиру бесится, а ты на поводу идёшь! Какие у этой женщины проблемы? Нечего есть? Гардероб утратил лоск и современность? Муж плохой, потому что не е. ёт так долго, как ей бы этого хотелось? Нет работы? Нет друзей? Нет интересов в жизни? Мне жаль, что вы переживаете так называемый глубокий кризис, но семейная психология — не моя специализация. У меня иные профессиональные интересы. По непорочному зачатию желаешь информацию прослушать? — она хватается за ручку на двери, замок которой я предусмотрительно блокирую. — Что? — теперь я вижу сильно округлившиеся и наполнившиеся мерзким страхом, но всё еще горящие серые глаза. — Открой, пожалуйста!
— Наших отношений хочет моя мать, но не я. Ничего не будет!
— Благодарю за честность. Разблокируй — я хочу уйти.
— Они точно не нужны тебе. Ты прекрасная девушка. Очень милая и непосредственная.
— Настолько милая и непосредственная, что ты решил поиздеваться, так сказать, в профилактических целях, чтобы другим малышкам неповадно было. Я не претендую, Рома. Куда мне? — злобно хмыкнув, продолжает говорить. — Конкурировать с женщиной, которой слепо поклоняется такой мужчина, себе дороже выйдет. Она умна, красноречива, очень зла… Твоя жена обижена на жизнь?
— Да.
— Есть причина?
— Их много. Послушай…
— Тебе сколько лет, Роман? — она язвит, противно скалясь.
— Сорок, — без задней мысли отвечаю.
— Думала, ошиблась. Так вот, в сорок-то годков прислушиваться к материнским наветам в обход душевных просьб любимой, как ты утверждаешь, женщины — это непроработанная психологическая травма твоего внутреннего ребёнка. С этим нужно что-то делать, а то погибнет маленький, пока душа о помощи взывает.
— Я не слушаю, — затылком утыкаюсь в стекло своей двери. — Не обижу — прекрати дёргаться.