Роман… С Ольгой

Иголкина Леля

— Выпусти, — её глаза внезапно странно округляются.

Такое впечатление, что Василиса замечает нечто страшное за моей спиной, отчего вжимается в угол между пассажирским креслом и наглухо закрытой дверью, зажмуривается и что-то шепчет, взывая о помощи извне, которая, как это ни странно, тут же возникает. Ни черта себе у этой дамы вера и молитва, на которые кто-то сильный моментально откликается.

— Привет! — здороваюсь через приоткрытое окно с Костей, притормозившим рядом с нами.

— Рад, что ты живой, Юрьев, и даже, —

глазами босс указывает на скрутившуюся в соседнем кресле Васю, — весел и чересчур активен. Добрый вечер! — теперь он обращается к девчонке.

— Здравствуйте, — ответив, тут же отворачивается, демонстрируя открытую фасоном платья спину.

— Оля уже дома, — Красов сухо сообщает.

— Спасибо, — чуть слышно отвечаю.

— Что ты делаешь? — шеф выставляет руку и цепляет пальцами воротник моей рубашки, схватившись за который, пытается вытащить меня и перетянуть к себе в машину.

— Отпусти! — вырываюсь из последних сил. — Костя, прекрати, грабли убери.

— Она расстроена, Ромка. Не показывает вида, конечно, но в глазах стоит тоска и долбаная влага. Весь день искала тебя. На совещании сидела рядом с Сашкой, но ни хрена у Фрола не срасталось. Я понимаю, что между вами снова что-то происходит, но ты потерпи или устрани смертельную агонию. Ты ей вены наживо вскрываешь.

— Я ему… Какого чёрта Сашка лезет? Их отношения, которые он называет «настоящей дружбой», начинают напрягать. Пусть отвалит и не ёрничает. У него не выйдет. Чуда не произошло тогда, а сейчас и подавно кучно дробь не ляжет.

— Да ты что? Серьёзно? А ты где был, пока писюша распушивал перед нашей Олей перья? — он тычет пальцем в мой закрытый третий глаз. — В чём дело? Издалека грозить, что оскопишь злодея, если он не перестанет тыкаться в твой персональный зоосад, не велика премудрость.

— Прикажешь делом доказать?

— На что намекаешь?

— Не намекаю — прямо говорю. У Фролова отношения с Тереховой.

— И что?

— Тебе для справки сообщаю, — цинично искривляю губы.

— Для справки? Хм! Тем дорогим проектом твоя Юрьева займётся. Надеюсь, что Олюня быстрее с Ингушкой в контакт войдёт, у девочек интим в профессиональной сфере быстренько срастётся и близость, как говорится, в нужных точечках произойдёт.

— Жена не будет встречаться с клиенткой.

— С чего бы? — а босс действительно не догоняет?

— Она отвыкла, — пытаюсь как-то оправдать тот факт, что Лёлик всяческих контактов избегает.

— Отвыкла? Не смеши меня. Юрьева даст жару, фору и ещё чего, — на этом слове он странно мне подмигивает, — всем, кто с вечерочка за этим очередь займёт.

— Решил сбагрить неудобного заказчика?

— Мне некогда, Ромыч. В сутках, как это ни странно, по-прежнему жалких двадцать четыре часа, а у меня на пальце Синий Лён и шустренький Тимошка в слинге на груди.

— Синий Лён? — мне кажется, что Василиса замирает за моей спиной и выставляет ухо, чтобы лучше слышать, что слегка одухотворенный

босс пространно сообщает.

— Неважно. Песня такая. Короче, Юрьев, не смей доводить начальника над творческими натурами. Ты делаешь Лёльке нервы, а она в отместку аффективно отвечает.

— Она ведь…

— У неё свежий взгляд на вещи, Ромка. Работы качественны и хороши. Юрьева — трудолюбивая лошадка, но обиженная этим, — направляет мне в лицо свой указательный палец, — подлецом.

— Устал, — шепчу, понурив голову. — Я ушёл из дома. Кость, я выехал, как Лёля попросила.

— Блядь! Ты такой же ненормальный, как и она. К тому же, и тупой в придачу. На хрена закатывать концерты, если вы запросто могли бы стать счастливыми? Возьмите отпуск. Готов подписать обоим заявления, но только соберитесь с мыслями и силами.

— Отпуск? — вскидываюсь, будто бы пытаюсь разглядеть мелкую песчинку в чистой чёткой линзе.

— Кого здесь караулишь? — опять кивает на соседку. — Это кто? — заметно понижает голос, огрубляя тон.

— Василиса.

— Шутишь?

— Это не то, что ты подумал, — кошусь на копошащуюся рядом девку.

— Да куда уж мне. Я такое передумал, пока отлавливал Юлу, которая хвостом мела в отцовском доме и совершенно не стеснялась, зато до последнего визжала об отсутствующем факте супружеской измены и настаивала на том, что с военным гамадрилом играла в настоящую любовь, приучая воскресшего из тлена к воспитанию малолетнего общего с ним сына. Тебе не кажется, — по-женски босс подкатывает тёмные глаза, — что выражение «клин клином вышибают» актуально только, скажем, для Аксёнова, когда Матвей меняет гнутые штыри у арматуры? Решил укусить? Смотри не поломай к херам уже не молодые зубы! Какого хрена прёшься с этим, — кивает на замершую в странной позе Василису, — в дом?

— Я снял квартиру, — потупив взгляд, хриплю.

— Не говори, — мотает головой. — Пиздец, Ромка! Где? — и снова мордой подбивает воздух. — Стоп! Не говори. Хотя… Бля, я сейчас как угадаю…

— В этом доме, на том же этаже.

— Охренеть! — Костя ухмыляется. — Ты больной?

Ему, как водится, виднее.

— Напротив.

— Тогда еще разочек: «Охренеть!». За яйца не боишься? — высунувшись из окна, укладывается, растекшись мордой, на выпирающий стеклоподъемник. — Олька сможет. Юрьев, даже я переживаю.

— Пусть попробует, — зачем-то дёргаю мошну, сжимая в кулаке хозяйство.

— Возбуждён?

— Нет, просто от природы член большой, — секретничаю с расположенным для подобных откровений, смеющимся начальством.

— Ну-ну! Надо подрочить, а то не сдержишься и «просто Вася» превратится в:

«Нам было хорошо с тобой, Василий! Повторим ещё?».

— Не превратится и повторов не будет, — надувая губы, отстраняюсь, погружаясь внутрь собственной машины.

Внезапно замечаю, как моментально оживает телефон, а мне приходит краткое уведомление о том, что: