Роман… С Ольгой
Шрифт:
Камеры установлены везде. Везде, кроме санузла и ванной. Когда-то в прошлой жизни, вероятно, я спрятал нас, сжав в ладони объектив и прекратив слежение за покупателями в примерочной магазина мужской одежды, в котором нас настигла неожиданная новость о смерти её мамы. Прошло пятнадцать лет, и я стал личным соглядатаем собственной жены, а ведь тогда отчаянно топил за честность, соблюдение личных границ и прав свободного от слежки человека.
Глава 16
То же время
Белоснежные
Два дня разлуки. Два беспокойных дня раздельной новой жизни. Два слишком трудных дня незаконных, глупых, непрерывных наблюдений за тем, чем занята моя жена, когда спокойна, почти умиротворена и находится, как говорится, в собственной стихии, сохраняя случайно обретенный баланс и не тратя на меня, как на упрямую и глупую скотину, драгоценный, с большим трудом восполняемый жизненный ресурс.
Оля любит йогу. Черт возьми, а я не знал. Фиолетовый спортивный коврик и свободная белая одежда — на сегодняшний день открытие под номером один.
Что ещё? Пожалуй, лёгкий ужин за три часа до умопомрачительного по исполнению прохода в спальню, в которой на моей подушке терпеливо ждёт её раскинувшийся живой дугой Паштет. Кстати, зверь довольно-таки странно себя ведёт, когда жена гладит спину, щекочет худенькие кошачьи щёки и целует в лоб, словно благословляет на великие свершения. Котенок мурлычет и нахально щурится, будто издевается над тем, кто интимное кино наблюдает с помощью скрытой камеры. Помню, как хозяином ходил за мной, пока я прятал «электронный компромат», трамбуя маленькие гаджеты между подвесных кухонных полок, среди безделушек на комоде, между книг в здоровом стеллаже, находящемся в просторном коридоре. Шпиговал квартиру запрещёнными приборами от всей свой гнилой души. Как же повезло облезлому засранцу: обрёл кров, чистую постель, персональный уход и… Её любовь, её тело и тёпленькое место рядом — пушистая тварина спит с моей женой! Дай-то срок, и всё, конечно, переменится — я вернусь и скину шерстяного с трона, на который он забрался, не прилагая для этого никаких усилий.
Отсвечиваю возле подъезда около сорока минут. Подперев поясницей правое крыло, бережно вожу пальцем по улыбающимся бело-зелёным головкам цветов, сладко дремлющих в крафтовом «выписном конверте». А Лёлик что-то не торопится на выход. Испытывает и так небезграничное терпение. Заставляет ждать. Провоцирует. Напрашивается на скандал. Желает насолить, наказать, заставить? Вынуждает «Ромку» ревновать?
— Привет, — и вот я скалюсь, как физически притрушенный кретин.
Жена, повиливая бёдрами, упакованными в чересчур широкие, почти воздушные брюки небесно-голубого цвета, двумя пальцами поправляет
— Привет, — повторяю громче и, оттолкнувшись от машины, выпрямляюсь перед вплотную подошедшей ко мне. — Давай, — протягиваю руку к переноске, в которой сидит Паштет, определённо недовольный незапланированной поездкой на природу, — я помогу. Оль?
Она заводит клетку себе за спину и таращится, будто видит в первый раз.
— Ч-ч-что случилось? — вынужденно опускаю руку, в которой сжимаю приготовленный для неё розовый букет.
— Ничего, — склонив голову, прячет взгляд, и почему-то с интересом или опаской осматривается по сторонам.
— Лёля? — чётко следую за её движениями головой. — Ч-ч-что происходит?
С двадцати лет не заикался, а уж тем более так сильно. Думал, что двадцать лет назад поборол речевой дефект. Теперь вот понимаю, что, по всей видимости, нет. Я выиграл одно сражение, но «врага» не одолел.
— Г-г-г-готова?
— Да, — она отходит от меня и, не торопясь, вальяжно и спокойно, направляется к задней двери.
— Сядь со мной, — шепчу ей в спину. — Пожалуйста, — жалко добавляю.
— Это место не моё, Юрьев. Больше не моё!
— Твоё, — шептать не прекращаю. — Твоё! Слышишь? Куда ты?
— Долго ждать? Пресмыкание уже достало. Будь же ты мужиком, в конце концов. Развесил сопли и цветочки приготовил. Унизительно, товарищ бывший капитан, упоротый начальник подотдела очистки небольшого городка от бездомных животных и прочей бродячей нечисти. Прочь, сказала!
Ни черта не понимаю. Что или кого нам надо ждать? И что за тон? Что теперь ей не подходит? В каком месте устранить засор?
— Юрьев! — жена негромко окликает.
Открыть дверь и проявить галантность? Показать себя во всей красе и оказать токсичное внимание?
«По-моему, сейчас вполне достаточно не быть задроченным козлом!» — безмолвно повторяю, пока придавливаю рычажок замка и дёргаю заклинившую дверцу на себя.
— Это тебе! — теперь сую почти под женский нос цветы, при этом сохраняю так называемое безопасное расстояние и терпеливо, но с ухмылкой на губах, выслушиваю яростное шипение чем-то недовольного кота, внимательно следящего за нами. — Возьми, пожалуйста, — настаиваю на подарке и ненароком задеваю распущенные волосы, оголенные плечи и скрытую под свободным кроем майки раскачивающуюся в такт её движениям грудь. — Я хотел бы…
— Василисе подаришь! — Оля дёргает плечом, отталкивает и, выставив мне на обозрение ягодицы, забирается на заднее сидение, предварительно упаковав туда небольшую сумку со сменными вещами и котёнка, мечущегося по небольшому периметру «передвижного дома». — Отстань, — затылком отвечает, а усевшись, демонстрирует свой гордый профиль, пока защёлкивает карабин ремня.
— Что ты хочешь?
— Поехали, Юрьев. Или мы всё-таки кого-то ждём?
— Какого? — плечами пожимаю.
— Сформулируй хотя бы один вопрос конкретно и корректно. Только без «бэ», «мэ», «пэ» и, твоих любимых «хэ», «е» и «э». Надоело — сил нет!