Роман
Шрифт:
Женщины замерли на месте и мгновенье стояли, как каменные. Затем оказавшаяся слева Поля стала беззвучно валиться на пол, а Гаша, схватившись за голову, медленно повернулась к Роману, недоуменно проговорив:
– Ой, мамоньки…
Роман ударил топором и сбил ее с ног.
– Мамоньки… мамоньки… – повторяла Гаша и заворочалась в темноте.
Роман стал бить ее наугад и бил до тех пор, пока она не перестала шевелиться.
Потом он дважды ударил по голове неподвижно лежащую ничком Полю. Все это время Татьяна стояла за дверью и трясла колокольчиком.
Татьяна опустила руку с колокольчиком. Они посмотрели в глаза друг другу.
– Ты должна быть всегда рядом, – сказал он.
– Я буду всегда рядом, – ответила она и осторожно стерла с его щеки несколько капель крови и желтовато-розовый кусочек мозгового вещества. Рядом с комнатой Аксиньи была буфетная. Роман осторожно открыл дверь и вошел, сделав знак Татьяне. Оставшись за дверью, она тряхнула колокольчиком.
В буфетной было светлей, чем в комнате Аксиньи: шторы не задернули, и свет полной луны проникал внутрь.
На кушетке у окна между двумя громоздкими буфетами спал повар Никита.
Он лежал на спине, укрывшись до подбородка узким лоскутным одеялом и скрестив поверх одеяла на груди свои костлявые руки.
Освещенное луной лицо было спокойно.
Роман пошел к лежанке, поднимая топор, но, проходя мимо правого буфета, задел стоящий с краю подсвечник.
Подсвечник громко упал и покатился по полу.
Никита глубоко вздохнул и, разлепив губы, пробормотал:
– Под… березовое…
Роман осторожно переступил через подсвечник и на цыпочках приблизился к изголовью кушетки.
Повар спал.
Роман, не спеша, примерился и с выдохом всадил топор ему в лоб. Скрещенные руки Никиты слабо дернулись, пальцы задвигались. Отсеченная верхняя часть черепа упала за изголовье кушетки, обнаженный мозг в голове повара блестел под лунным светом, лицо оставалось неподвижным.
Роман вытер топор одеялом и вышел из комнаты.
Татьяна ждала его с колокольчиком в руке.
– Иди за мной, – сказал он и двинулся по коридору.
Она пошла следом.
Миновав опустевшую кухню, они дошли до двери, выходящей во двор.
– Нам нужна свеча, – сказал Роман. – Возьми на кухне свечу и спички.
Татьяна зашла на кухню и вскоре вышла со свечой и спичками. Роман открыл дверь, они спустились по трем деревянным ступенькам и оказались во дворе.
Здесь было прохладно и все хорошо освещалось луной. Впереди стояли хлев, стойла, кладовые. Прямо за ними был сенной сарай. Роман пошел влево, Татьяна пошла за ним.
Они обошли стойла и приблизились к сенному сараю.
– Зажги свечу, – тихо сказал Роман. Татьяна зажгла свечу. Роман подошел к лестнице, приставленной к сараю, и повернулся к Татьяне.
– Дай мне свечу, – сказал он.
Она передала ему зажженную свечу.
– Стой здесь и звони, – сказал он и полез по лестнице, держа в левой руке свечу, а в правой топор.
Татьяна затрясла колокольчиком.
Роман поднялся до последнего венца сарая и посветил внутрь
Справа на широкой подстилке спали шесть парней в кумачовых рубахах. Слева, прямо на сене, накрывшись тулупом, спал конюх Куницына Гаврила.
Роман осторожно перелез с лестницы на сеновал. Сено зашуршало под ногами.
Он подошел к Гавриле, посветил свечой.
Потом примерился и ударил два раза топором по голове. Гаврила захрипел и заворочался. Роман ударил еще два раза, и Гаврила затих. Роман подошел к остальным.
Крайний слева спал вниз лицом. Роман опустился на колени, посветил свечой и ударил топором по шее. Спящий не пошевелился. Роман ударил еще раз. Спящий лежал неподвижно. Роман передвинулся ко второму. Тот спал на правом боку. Роман ударил его в левый висок. Спящий зашевелился, застонал и затих. Роман передвинулся к третьему. Тот спал также на правом боку. Роман ударил его в левый висок. Спящий не шевелился. Роман передвинулся к четвертому. Тот спал на спине. Как только Роман посветил свечой, спящий стал просыпаться. Роман ударил его топором в голову. Он закричал и стал биться. Роман ударил еще два раза. Двое оставшихся стали просыпаться, и Роман задул свечу. Они проснулись и подняли головы.
– Кто кричал? – спросил тот, что был ближе к Роману.
– Быдто плакал кто, – сказал другой.
– Никола! – позвал тот, что был ближе к Роману.
Ему никто не ответил.
– Никола! – опять позвал он.
Никто опять не ответил.
– Слышь, а может – хорек? – спросил другой.
– Да то Никола кричал, – ответил ближний к Роману. – Напился черт, теперь орет во сне.
– Во, во! – сказал другой. Они заворочались и легли.
Роман ждал в темноте. Он не двигался. Слышен был слабый звук деревянного колокольчика.
Через несколько минут оставшиеся двое уснули. Роман, стоя на коленях, медленно приблизился к ближайшему и ударил топором. Спящего вырвало. Роман ударил его еще три раза. Его сосед заворочался и поднял голову. Роман замер.
– Кто тут? – просил оставшийся.
– Это я, – ответил Роман. – Не бойся.
– Кто это? – спросил оставшийся.
– Роман Алексеевич, – ответил Роман, двигаясь к нему в темноте. – Я Гаврилу ищу. Где Гаврила спит?
– Гаврила? А там-то вон, подале, – ответил оставшийся.
Роман быстро ударил его топором.
Оставшийся громко закричал. Роман ударил еще раз. Оставшийся кричал, закрываясь руками. Роман стал бить его топором.
Оставшийся кричал. Роман бил до тех пор, пока он не затих.
Татьяна трясла колокольчиком.
Роман выглянул с сеновала. Она подняла голову. Роман стал спускаться по лестнице вниз. Татьяна перестала трясти колокольчиком.
– Пойдем со мной, – сказал Роман. Он взял ее за руку. Они пошли к дому, потом пошли по дороге вниз. Они прошли липы, прошли кусты. Потом вышли к оврагу и пошли вдоль оврага. Когда они дошли до избы пастуха Николая Горохова, Роман остановился. На них залаяла собака пастуха.