Роман

Сорокин Владимир

– Вы позволите? – постучал Красновский в дверь.

– Входите, – ответил Роман.

– Так… – дверь медленно отворилась, и Красновский вошел, улыбаясь и прикрыв глаза рукой.

– Только не смотрите, – пробормотал Роман, быстро протягивая руку и закрывая за ним дверь.

– Так, так! – усмехнулся Красновский. – Кто-то барабанит… ты, Антон Петрович?

Роман размахнулся и ударил его топором. Голова Петра Ивановича откачнулась назад и стукнулась о дверь. Лезвие вошло в прикрывающую глаза руку по самое топорище, пригвоздив руку к переносице. Два пухлых пальца

Красновского отлетели прочь, рот приоткрылся, исказившись смертельной гримасой, из него вырвался слабый хриплый вой. Другая рука его вцепилась в топор. Роман выпустил рукоятку топора и, сторонясь шатающегося Красновского, схватил ручку двери, готовой вот-вот распахнуться. Хриплый вой не прекращался, кровь скупо протекла из-под руки Петра Игнатьевича по его щекам.

Держа дверь, Роман свободной правой рукой вцепился в плечо Красновского и потянул его от двери. Ноги Петра Игнатьевича заплелись, и он, развернувшись, грузно обрушился спиной на пол, прямо к ногам мертвого Куницына.

Вой тут же прекратился, рука, вцепившаяся в топорище, мелко затряслась, словно стараясь вырвать топор из головы, точно так же затряслись ноги; рот Красновского немо, как у рыбы, открывался и закрывался. Роман подошел к нему и ударил ногой по вцепившейся в топор руке. Она тут же бессильно отпала, но не перестала дрожать мелкой дрожью. Взявшись за рукоятку, он стал вытягивать топор из головы, но голова и пригвожденная к ней рука оказались крепко насаженными на топор и поднялись вместе с ним. Красновский еле слышно хрипел.

Роман наступил на кисть пригвожденной к голове руки и, прижав голову к полу, с трудом вытянул топор.

Кровь хлынула из темной дыры в руке, заливая лицо Красновского.

Роман размахнулся и всадил топор в грудь умирающего.

Красновский издал звук, напоминающий слабый кашель, рука его перестала дрожать. Роман легко на этот раз вытянул лезвие из груди, замахнулся, но, передумав, опустил топор: труп не шевелился.

Белая, идеально отглаженная сорочка на груди трупа подплывала кровью.

Звук деревянного колокольчика не прекращался.

Роман повернулся к Татьяне.

Потряхивая колокольчиком, она смотрела на него.

– Хорошо, звони так же… – пробормотал он и быстро вышел в коридор. Подойдя к комнате дяди, он приоткрыл дверь ровно на столько, чтобы произнести:

– Николай Иванович, прошу вас, зайдите в бильярдную!

И тут же прикрыл дверь.

– Это становится скучным, – послышался голос Клюгина. – Что они там, пьянствуют, что ли?

– Такой день, Андрей Викторович, изобилует сюрпризами, – ответил ему Рукавитинов. – Не стоит сетовать.

Роман услышал звук отодвигаемого стула и поспешил к бильярдной. Но, открывая дверь и машинально посмотрев вниз, заметил, что на полу в коридоре остались следы его окровавленных подошв. По-видимому, он наступил в лужу крови, расплывшуюся вокруг трупа Антона Петровича и двумя овальными рукавами ползущую к двери. Мгновенье он соображал, что делать с этими следами, потом приоткрыл дверь. В этот момент Рукавитинов вышел в коридор.

– Николай Иванович! – обратился к нему громким шепотом Роман, высовываясь из-за

двери. – То, что на полу, это необходимо. Это наша тайна.

– На полу? – улыбаясь, остановился Рукавитинов и посмотрел на пол. – А! Я и не заметил. Ай, ай, ай! Ну и шуточки, Роман Алексеевич, хорошо, что дамы удалились!

Осторожно обходя кровавые следы, он подошел к двери.

– И пожалуйста, закройте глаза, – также шепотом попросил Роман.

– Это непременное условие? – спросил Рукавитинов.

– Да, да. Это нужно.

Рукавитинов зажмурился.

Роман открыл дверь и двинулся влево. Татьяна потряхивала колокольчиком. Рукавитинов осторожно шагнул через порог и остановился с протянутыми вперед руками.

– Николай Иванович, сделайте еще два шага вперед, – сказал Роман, держа топор наготове.

– Раз, два, – с улыбкой отсчитал шаги Рукавитинов и остановился, ступив правым ботинком в лужу крови. Роман притворил за ним дверь, примерился и ударил его топором в правый висок. Николай Иванович, как подкошенный, повалился на бок, задев в падении пирамиду с киями. Пирамида опрокинулась, и кии с шумом попадали на пол.

Роман склонился над Рукавитиновым. Тот лежал неподвижно на боку, словно спал, – с закрытыми глазами и со спокойным выражением на лице. Рана в его голове быстро наполнилась темной кровью, кровь потекла по шее под воротничок сорочки. Татьяна опустила руку с колокольчиком и подошла к Роману.

– Ты встань куда-нибудь, – сказал он, беря ее за руку. – Встань вот туда, в угол. Там удобно. Встань и звони.

Она кивнула и направилась в угол. Роман вышел в коридор, приблизился к двери, приоткрыл ее.

Клюгин и отец Агафон сидели за столом, не разговаривая. Андрей Викторович, откинувшись, покачивался на стуле, глядя в потолок, батюшка теребил бороду, опустив глаза.

– Андрей Викторович, прошу вас, зайдите в бильярдную, – проговорил Роман в щель.

– Никуда я отсюда не пойду! – резко откликнулся Клюгин. – Хватит этих дурачеств, мы все устали, в конце концов. Доиграем – и по домам…

– Я очень прошу вас.

– Ни-ку-да, ни-ку-да, – упрямо повторил фельдшер, раскачиваясь в такт. – А Антону Петровичу передайте, что я им разочарован. Бросить банк и сбежать… за это в старые времена на дуэль вызывали… или, в крайнем случае, подсвечником…

– Мы все вас просим, Андрей Викторович, очень просим…

– Ни-за-что! Ни-за-что! А этим всем передайте, коль через минуту они не вернутся, я все бросаю и удаляюсь в свою избушку. И Красновскому принципиально не заплачу.

Отец Агафон молчал, с тихим беспокойством поглядывая на Клюгина.

– Андрей Викторович… – опять начал Роман, но Клюгин отрицательное покачал пальцем. Помедлив немного, Роман открыл дверь и вошел, держа топор за правой ногой.

Сидящие за столом посмотрели на него.

– Там что, очередная клоунада? – спросил Клюгин. – Так ведь поздно, да и устали мы… в чем это у вас брюки? Это что, краска или кровь?

– Это кровь, – спокойно ответил Роман, приближаясь.

– Как это? – равнодушно спросил Клюгин, разглядывая бледное лицо Романа. – Вы что, пьяны?