Росстань
Шрифт:
Бешено скачущую лошадь заметили еще издали. Всадник что-то кричал и махал свободной рукой. От вести, принесенной Авдеем Темниковым, затихли на минуту люди: опять переправлялась с той стороны банда и отбила у пастухов большой гурт скота. Выпали косы из рук мужиков, в голос заревели бабы, испуганно притихли ребятишки.
Остановилась работа. Кому теперь косить траву, ради чего надрываться, набивать мозоли? Вот она, петля-то. Насидится теперь голодом коммуна. И не пойдешь из коммуны своим домом
Ярились мужики. Но злобой зимой сыт не будешь. Кабы знать, так хлеба хоть бы побольше посеяли. Кусай теперь локти. Иные поговаривали, что придется, видно, сколачивать артели и подаваться на золотые прииски. Какой ни есть, а заработок будет.
А через день стало известно, что поживились коммунарским добром казаки из Озерного поселка, что стоит в двадцати верстах от границы. Живут в Озерном семеновские недобитки, караульские беженцы. Здравствует там и караульнинский купчина Богомяков, убежавший за границу вместе с добром еще загодя.
На коммунарском дворе снова забурлили страсти. Не любит мужик, когда его обворовывают. Никодим Венедиктов пришел во двор подвыпившим. Давно такого в коммуне не было, пьянок. Хотя что с Никодима возьмешь: не святой он. А в горе да в безделье всегда к хмельному тянет.
Венедиктов вылез на приступок амбара.
— Казаки мы или не казаки? — закричал он на высокой ноте. — Неужто каждая сволочь нас обворовывать будет? А ты молчи? Отбить свою животину надо.
Верно в народе говорят: пьян да умен — два угодья в нем. Доброе дело сказывает Никодим. Только обсудить надо по-трезвому. Северька сам понимает: без драки не обойтись. Толкнул в бок Григория Эпова.
— А ты как думаешь?
Григорий ответил:
— И думать нечего. Надо отбивать.
— У нас дети. Об них думать надо! — кричал от амбара Никодим. — Ежели не пойдете в набег, один проберусь к Озерному, спалю весь поселок.
Казаки были настроены воинственно: идти в набег. И нужда заставляла решительными быть. Только вот закавыка, как обойтись с пограничниками? Полсотни конных — не иголка, не спрячешь. Ежели обратно с удачей пойдут, переправа через Аргунь немало времени займет. Увидят пограничники.
— Это как же, — удивлялся Митрий Темников, — бандитов проглядели, а нас за своим добром на ту сторону не пустят? Это контра такое только может придумать.
К набегу решили готовиться основательно. Чтоб идти наверняка. Бабы молчали, но было видно: попробуй мужики отказаться от похода, хорошего пусть не ждут. Чистили казаки винтовки, считали патроны, точили шашки: не отдадут ведь озеринцы скот добром.
В своем углу молилась Федоровна. Шелестели слова:
— Господи… Даруй победу… Упаси от пули…
Федька, завернувший в коммуну попроведовать
— Воевать, что ли, кого хотите? — закричал он с коня.
— Беда, паря, у нас.
Федька слушал, хмурился. К серьезному делу принудили коммунаров заречные бандиты. Без стрельбы не обойтись. И тут же решил:
— Я с вами пойду.
Многим, особенно Северьке, Федькино решение пришлось по душе. В таком деле Федька всегда может пригодиться. В поле — две воли: чья сильней. И надо, чтоб наша была сильней. Нельзя иначе.
Идти в набег решились все мужики. Даже осторожный Сила Данилыч. И только Илья Стрельников, все еще не веривший, что он наконец-то дома, наотрез отказался. Да его и не неволили. Кому-то надо дома оставаться. Оставили еще Авдея Темникова, Сергея Громова и еще человек пять.
Иван Лапин о набеге молчал. Негоже председателю в таком деле власть показывать. Пусть народ решит. Но доброму своему помощнику, Сергею Георгиевичу, все же сказал:
— Идти надо. И я сам седни вечером коня заседлаю.
— Нельзя тебе.
Готовых идти в набег собралось чуть больше тридцати человек.
Отряд разделили на две группы. Старшим выбрали Никодима Венедиктова, помощником Северьку. Народ подобрался обстрелянный. Из новичков — только бывший дьякон Аким да старший сын Никодима, восемнадцатилетний Кузьма.
Мать Кузьмы, конечно, поднялась на дыбы, не хотела пускать сына. Но у Никодима слово твердое.
— Пусть привыкает казаковать. Не маленький. Эта наука всегда сгодится.
Кузьма радовался больше всех. Он с удовольствием прицепил к поясу шашку, клацал затвором винтовки. Подростки на него смотрели с завистью.
К Аргуни подошли в сумерках. Перекатывалась по невидимым камешкам черная вода, настороженно шумели тальники. Впереди — чужой берег. Будто не было мирных дней — приснились они, — не прошла еще война.
Противоположный берег был пуст, и можно было начинать переправу, не дожидаясь глухой ночи. Да и все одно: скоро луна взойдет.
Кони тронули губами воду и, чуть позванивая удилами, пошли к противоположному берегу. Река здесь неглубокая — казаки даже с седел не сошли, только ноги повыше подобрали.
Никодим вел отряд уверенно. Места знакомые. Шли без дорог. Редкие заимки обходили стороной. Может, пустые эти заимки, может, косцы в них живут, но лучше держаться пока от них подальше.
Издали слышится лай собак да иногда с перевалов были видны огоньки костров.
— И здесь косят.
Воздух ночной, прохладный, но временами наплывали теплые волны, и тогда вспоминался жаркий день.
Верст через пятнадцать, в глубоком логу, Никодим приказал спешиться, дать коням короткий отдых.