Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
Невольно сглатываю слюну — после суда тоже сильно проголодался.
— Господин полковник, у вас найдётся, чем промочить горло? — Ванновский сходу берёт быка за рога.
Али Кули Мирза кивает, роется в походном погребце, достаёт из него бутылку «Шустовского». Разливает по рюмкам.
— За победу русского оружия, — чокаемся и выпиваем.
Ах!.. Хорошо… Прямо огонь по жилам, горячий ком падает в желудок и раскрывается там мягким хмельным толчком, мозг словно укутывается ласковым невесомым пуховым одеялом… от всех бед
— Николай Михалыч, а взялись бы вы на основе вашего опыта командования отрядом охотников и проведённых в тылу врага операций написать нечто вроде… руководства по…
— Разведывательно-диверсионному делу?
— Ди-вер-си-онному… — Ванновский катает слово на языке, словно добрый глоток «шустовского». — Пётр Великий ещё в семьсот первом году создал под новый армейский артикул — корволант — летучий отряд из конницы, пехоты, следующей на лошадях, и лёгкой артиллерии, действующий в тылу противника без обозов, выполняя стратегические задачи.
— Мне с первым российским императором не ровняться, но что смогу, то сделаю.
— Отлично. Надеюсь, недели вам хватит.
Скрепляем договор крепким рукопожатием.
В расположение возвращаюсь чуть навеселе после рюмки коньяка, и на позитиве. Пытаюсь формулировать в голове будущее руководство. Мысли тесниться, забегая друг за друга, не хотят выстраиваться в нужный ранжир.
Расположение встретило меня настороженной внимательной, даже тревожной тишиной. Бойцы замерли с невысказанным вопросом на лицах.
— Всё нормально, братцы. Мы все признаны героями.
— Ура!!! — несётся над палатками.
— Качать господина штабс-ротмистра! — Это из Будённого прёт энтузиазм.
Несколько минут борюсь с собственным вестибулярным аппаратом, взлетая вверх и вниз на руках своих бойцов.
— Да отпустите же, черти! Укачаете! — кричу им на очередном взлёте вверх.
Бережно ставят на землю и оправляют сбившуюся форму. Кузьма обтряхивает от пыли и подаёт слетевшую фуражку.
— Вашбродь, — Бубнов расправляет согнутым пальцем усы. — Не побрезгуйте выпить с нами. От чистого сердца, от всего обчества.
Старший унтер протягивает мне стопку водки. В руках у остальных весело булькают фляги и кружки.
Эх… пошла неуставщина и панибратство. Тут главное, если не можешь помешать безобразию, возглавь его и направь в пристойное русло. Без ущерба для интересов службы и дисциплины.
Утреннее пробуждение приходит вместе с жутким похмельем.
В глаза, словно песок насыпали, во рту одновременно пустыни Кара-Кум и Кызыл-Кум, голову стягивают тугие обручи пульсирующей боли. Ох, до чего же хреново… Как же так я умудрился вчера так нахреначиться дешёвой китайской водкой маотай в компании своих друзей и подчинённых?
Пытаюсь пошевелить языком, но даже разлепить пересохшие губы почти невозможное усилие. Изо рта вырывается не то стон, не то хрип.
— Гх-р-з-узьм-м-м-а-а-а!..
Глаза
— Вашбродь, вам бы ещё полежать… Я сейчас тряпочку холодную на лобик…
— Гхр-з-п-и-и-ть… води-и-и-цы…
— Вашбродь, не надо водицы вам… Я сейчас… мигом.
— С-с-с-тоять!!!
Нечеловеческих усилий стоит принять полувертикальное положение и сесть на постели, привалившись к стене. Я сейчас, словно Вий — Поднимите мне веки!..
Ещё одно нечеловеческое усилие и открываю глаза.
Мамочка! Лучше бы я этого не делал. Такое ощущение, что перед лицом рванула световая граната.
На второй раз прошло с менее катастрофичными результатами. Светлые и тёмные пятна плавают передом мной, складываясь в фигуру моего дорогого денщика.
Скоробут мочит тряпку в плошке с водой, выжимает её, но я оказываюсь быстрее — выхватываю плошку у него из-под рук и опрокидываю в жаждущую глотку.
— А-а-а!!! — какое блаженство.
Вода орошает иссохшие горло и пищевод, прокатывается в желудок. Мать моя женщина! Что такое — новая волна опьянения накатывает на мозг и отключает меня.
Густая липкая пьяная пелена медленно смывается из моей головы. Отступает боль и жажда. Стремительно трезвею. Уже без всяких нежелательных спецэффектов открываю глаза.
Лукашин-старший, нашёптывая что-то, совершает пассы своими пальцами вокруг моей многострадальной головы. Я раздет до чистого исподнего и лежу на койке, укрытый одеялом, на голове прохладный компресс, характерник приводит меня в норму после попойки и последовавшего за ней похмельного отходняка.
Минут через пять я смог ясно мыслить. Минут через десять — в состоянии встать без бунта вестибулярного аппарата -головокружения и подступающих позывов освободить желудок.
— Вы, господин штабс-ротмистр, впредь, аккуратнее с местной рыгаловкой. Коварная, зараза. Стоит добавить простой водички на старые дрожжи, тут же по башке шибает, как обухом.
— Спасибо, Тимофей. Давай-ка для закрепления эффекта…
Следующий час мы с братьями Лукашиными исходим семью потами на полосе препятствий и в рукопашном спарринге: с шашками, с шашками и кинжалами, с одними кинжалами, с винтовками со штыками и просто с голыми руками.
К концу тренировки одежду можно хоть выжимать, в мышцах приятная усталость и в организме никакого остатка недавнего похмельного состояния.
До обеда успеваю зайти с Будённым к местным мастерам: кузнецу и плотнику с очередным заказом — восстановить сожжённые в окружении тачанки. Обещаю заплатить по окончании работ, выдаю аванс — пока из своих (набежало денежное довольствие во время нашего рейда), но неплохо бы возместить из казённых, я же не олигарх какой — спонсировать министерство обороны местной Российской империи.