Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
Идут позиционные артиллерийские дуэли, прощупывания друг друга на разных участках фронта, но в целом, относительно спокойно.
Увы, несмотря на кажущуюся тишь да гладь, у командира разведывательно-диверсионного эскадрона штабс-ротмистра Николая Михайловича Гордеева спокойной жизни не предвидится. Все дни заняты боевой учёбой с прибывшим молодым пополнением.
Я теперь комэск, к моей полусотне добавилась ещё сотня «молодых» — не по возрасту, среди пополнения достаточно и возрастных мужиков и казаков,
Всего у меня под рукой три взвода, не считая ещё четырёх офицеров, пятерых вестовых, двух поваров и трубача.
Насчёт последнего… Трубач оказался, ох, как не прост. С виду, невзрачный худощавый хохол лет 25-ти с малоросскими вислыми усами Микола Нечипоренко не производил никакого особого впечатления — но и амулет в его присутствии колол грудь, и зрение моё, навострившееся на всяческую нечистую силу с помощью выпитой крови японского демона, показывало, что передо мной необычный мужик. Вот только разобраться в хитросплетении его ауры без посторонней помощи никак.
— Нечипорук!
— Я, вашбродь! — Микола тянется во фрунт и ест глазами начальство, то есть меня.
Ни дать ни взять отличник боевой и политической подготовки.
— Трубишь ты знатно, музыкально и громко…
— Рад стараться, вашбродь!
— А ведь ты из нечистой? Обзовись перед командиром, кто ты есть, — внимательно смотрю на трубача, ожидая реакции.
Не каждый признается, что он — не такой как все.
— Блуд, вашбродь, — скромно тупит глазки Микола.
Трахаль-террорист, что ли? Я про таких даже не слышал, хотя, конечно, многие из нечистой силы имеют повышенный сексуальный аппетит. Взять к примеру моего ординарца-домового… Но это отдельный разговор.
— Это как, Микола? Разъясни командиру.
— С дороги людей сбиваю. Заставляю блуждать. Не токмо в незнакомом месте, но и там, где чоловику усё знаемо. Да хоть на собственном дворе.
— И меня можешь сбить?
Микола смотрит на меня внимательным взглядом. Моргаю. И передо мной не Микола, а крупная птица с волочащимся крылом, бежит от меня, а я за нею, словно в тумане, и одно желание в голове — схватить. А птица не даётся. И так хочется её поймать, что аж голова кружится.
— Стоп, вашбродь. Довольно. — Трубач дёргает меня за руку, — Вы уже третий круг вокруг куста наворачиваете.
Наваждение спадает, трясу головой. Эдакий ценный кадр — а его в трубачи! Странно…
— Микола, а ты только одного человека можешь так водить? — загораюсь я.
— До десятка, — я ишо молодой блуд. Дед мой к пятидесяти годам целый обоз под Сумами три дня вокруг ярмарки водил, так и не дал расторговаться.
— И за что это он их?
— Дочку его, матушку мою, хотели обидеть.
Определённо такого ценного кадра надо определить в разведвзвод. А что касается трубы… Найдём того,
Ещё один кадр из молодого пополнения привлёк моё внимание — и вновь царапнул грудь амулет и взгляд отметил тёмную ауру.
А так даже странно — высокий мужик, справная амуниция, но… одноглазый.
Сначала замираю — не веря себе. Ерунда какая-то. Не может быть! Интересно, кто это инвалида в строй поставил? Кто взял грех на душу?!
Останавливаюсь перед ним — сразу наваливается тягостное ощущение. Что-то давит на душу, мутит.
— Фамилия?
— Лявон Горощеня, вашбродь!
— Откуда?
— С под Кричева, Могилёвская губерния.
Белорус выходит… А неплохой такой у меня Интернационал намечается.
— А с глазом что?
— З нараджэння такой[1], — вздыхает солдат.
— И одноглазого в армию взяли? — потрясённо произношу я.
— Так у тым сутнасць мая[2].
— И в чём твоя сущность, Горощеня?
— Я — Лихо Одноглазое.
Оп-паньки… Не буди лихо, пока оно тихо. Машинально делаю шаг назад и мысленно осеняю себя крестом.
И что с ним делать? Он же приносит неудачу всем кто рядом с ним.
— А ты на всех подряд так действуешь, Лявон, или выборочно?
— Да сваіх магу сябе утаймаваць, а супраць ворага стрымлівацца не стану[3].
— Что ещё я должен про тебя знать?
Горощеня мнётся.
— У вас, вашбродь, унтер старшой — лешак?
— Старший унтер-офицер Бубнов — леший.
— Гэта дрэнна. У нас з імі заўсёды варожасць.[4]
— И как с вами быть? Мне только демонической вражды в эскадроне не хватает! — в сердцах восклицаю я.
Горощеня беспомощно пожимает плечами.
— Кузьма! — зову ординарца.
Скоробут тут, как тут.
— А скажи-ка, милый друг, что нам с этим чудом делать?
Ординарец-барабашка смотрит на Лихо и вижу, что и ему не по себе. А нам всем вместе воевать — врага бить.
— У тебя мешок есть, братишка? — мой ординарец внимательно смотрит на Горощеню.
— За плячыма, як мае быць па Статуту[5], — отвечает тот.
— Да не сидор твой, а «тот мешок»?
Одноглазое Лихо кивает, хлопает себя по карману, порываясь продемонстрировать. Кузьма машет руками.
— И не вздумай показывать! Держи при себе. — Скоробут чешет в затылке, поворачивается ко мне, — Вашбродь! Есть способ. Нужно в пару к нему Банника. Ну, и все подразделение, где Лихо служит два раза в неделю парить в бане.
— Весь эскадрон?
— Отделение. Остальным хватит раза в неделю.
Так… Банник у нас Ипполитов, родич Бубнова. Унтер.
— Кузьма, давай сюда Ипполитова. Живо.
Пока ждём Ипполитова, спрашиваю Лихо:
— А что за мешок, который не надо доставать?