Роза из Лотарингии
Шрифт:
Наместница вздохнула:
– Не знаю, как ей удалось уговорить своего брата изменить данной им клятве, но она добилась своего. На следующий день после венчания с бретонкой Карл VIII приехал ко мне для объяснения. Когда я с рыданиями стала упрекать его, он со слезами на глазах ответил, что вынужден был поступить так в государственных интересах. Тогда я попросила короля как можно скорее отправить меня к отцу, но и в этом мне было отказано. Таким образом, из «маленькой королевы», как меня все называли, я превратилась в несчастную пленницу. Узнав обо всём, мой отец пришёл в ярость и объявил Франции войну.
– Хотите послушать стихи, которые я сочинила после отъезда из Франции? – вдруг спросила Маргарита у задумавшейся Мари.
– Да, мадам.
Тогда наместница нараспев начала декламировать:
Я, Маргарита, всех цветов красивей,
Была посажена в большой французский сад,
Чтоб жить в нём и расти среди наград
И чтоб великой стать под сенью лилий.
Познала радость бытия, была счастлива,
Летели годы, шли турниры и балы,
Но вдруг всё потеряла я, увы!
Отнюдь не потому, что некрасива.
Я в том саду созрела, наконец,
И расцвела на почве милой той,
Надеясь стать счастливою женой
Для Карла, чтобы с ним делить венец.
Но мной пренебрегли, вот мне награда.
И оттого ношу я в сердце боль,
Что отказался от меня король
И удалил меня из сада.
– Прелестные стихи! – воскликнула Мари, едва её собеседница успела закончить чтение.
– Регентша научила меня любить литературу. И я до сих пор не забыла ни одного её урока.
– На следующей неделе из Испании приезжает император, мой племянник, и хочу представить ему сеньора де Шато-Солена и Вас, баронесса, – внезапно сменила тему наместница.
– Это великая честь для нас с мужем, – едва скрывая радость, ответила Мари.
Знакомство Мари с Карлом V произошло через несколько дней во дворце Маргариты Австрийской. Наместница, как обычно, сидела за столом и играла в карты со своим племянником и графиней Эгмонт, последней из рода Люксембургов, которая слыла первой красавицей во всей Фландрии. Не растерявшись, Мари постаралась присесть в реверансе как можно ниже, и её уловка сработала: двадцатилетний император тотчас запустил глаза за вырез её платья. Маргарита же, словно ничего не заметив, сказала:
– Госпожа Эгмонт, не хотите ли взглянуть вместе с баронессой на портреты моих предков, которые недавно написал маэстро Барбари?
Как только Франсуаза Люксембургская встала, наместница обратилась уже к мужу Мари:
– Составьте компанию Его Величеству и мне, господин де Шато-Солен.
– Надеюсь, баронесса, Вам известно, кто здесь изображён? – тем временем высокомерно спросила графиня Эгмонт у Мари, как только они приблизились к висевшим на стене портретам.
– Нет, мадам.
–
– Дочь нашего герцога гораздо красивее, – заметила Мари. – И, к тому же, она принесла своему мужу в приданое многочисленные земли…
– Приданое итальянки тоже было немалое: четыреста тысяч золотых дукатов. Но любил император больше, несомненно, бургундку.
– А вот и родители Его Величества: король Филипп, прозванный Красивым, и королева Хуана, его супруга, – добавила красавица.
Портреты подсказали Мари, что ястребиный нос и фамильную «габсбургскую» губу Карл V унаследовал от деда, прямыми рыжевато-каштановыми волосами был обязан отцу, а узким длинным подбородком – матери. Задержав взгляд на бледном тонком лице последней, молодая женщина, к своему удивлению, не обнаружила в её чертах никаких признаков безумия.
– Интересно, как король Филипп мог делить ложе с безумной женщиной? Ведь у них, насколько я знаю, было много детей?
– Да, у императора четыре сестры и один брат, эрцгерцог Фердинанд. Что же касается его матери, то при жизни мужа королева Хуана хоть и впадала часто в меланхолию, но вела себя довольно нормально. Кроме одного случая, когда приревновала его к любовнице и отстригла ножницами клок её волос с кусочком кожи…
– Я бы тоже так поступила, – хихикнула Мари.
Однако, поймав холодный взгляд своей собеседницы, она поспешила состроить серьёзную мину.
– Явные признаки безумия у жены Филиппа Красивого проявились только после его смерти. Она не отходила от тела, долгое время противилась похоронам, ездила с траурной процессией по Испании и несколько раз приказывала вскрывать гроб, чтобы посмотреть на мужа. А также, безумно ревнуя его даже мёртвого, запрещала приближаться к нему другим женщинам…
Разговаривая с графиней Эгмонт, Мари не забывала время от времени посматривать на императора. Как ей показалось, Карл тоже довольно часто бросал взгляды в их сторону. Но на кого он смотрел: на неё или на Франсуазу?
Наконец, Рене поднялся из-за стола.
– Дорогая, Его Величество приглашает Вас сыграть с ним партию, – сообщил он жене необычно любезным тоном, что, вероятно, объяснялось присутствием графини.
Украдкой из-под ресниц разглядывая Карла V, Мари заметила, что его глаза в зависимости от освещения меняли свой цвет: они казались синими, когда император поворачивался к своей тётке, сидевшей спиной к окну, и темнели, когда останавливались на Мари. При этом их взгляд был слишком грустным для молодого человека. Когда он произнёс несколько слов по-фламандски, Маргарита пояснила:
– Его Величество спрашивает, на каком языке Вы предпочитаете разговаривать?
– Я знаю кастильский, итальянский и английский, – ответила Мари.
– Если придётся говорить с Богом, то лучше это делать по-испански, так как этот язык отличается вескостью и величавостью. Если с друзьями – по-итальянски, потому что у итальянцев наречие свойское. Если с врагами – по-немецки, ибо язык немцев угрожающий и злой. Ну, а если нужно кого-то очаровать, то по-французски, – эти четыре фразы Карл соответственно произнёс на разных языках.