Рождение династии. Книга 1. Смута
Шрифт:
Однако почти все понимали, что из всех московских князей и бояр настоящих кандидатов на престол только два: это были, во-первых, правитель государства и царский шурин Борис Федорович Годунов и, во-вторых, двоюродный брат царя Федора, племянник царицы Анастасии Романовны, старший из сыновей Никиты Романовича, Федор Никитич Романов.
Патриарх был на стороне Годунова и предложил собору избрать именно его.
За Годунова был патриарх, всем ему обязанный, патриарх, стоявший во главе управления. За Годунова было долголетнее пользование царскою властью при Феодоре, доставлявшее ему обширные средства везде: – в Думе, в приказах, в воеводствах. За него были
Наконец, для большинства, и большинства огромного, царствование Феодора было временем счастливым, временем отдохновения после бед царствования предшествовавшего, а всем было известно, что правил государством при Феодоре Годунов..
Речь Патриарха Иова была спокойна и убедительна:
Ведомо вам всем, чада мои, что прервался род Великих князей московских, род царей русских, наших государей. Но не исчезла их семья! Великим таинством небесным, – вскинул он палец, – увязал Господь сыновей великокняжеских и девиц простых православных, сделав из двух душ, двух телес одно! Дети наши не токмо отцам, но и матерям принадлежат, ибо они есмь продолжение союза, в котором двое – одно! Посему говорю вам, что нет ближе родича усопшему государю нашему Федору Иоановичу, нежели супруга его, Ирина. А через Ирину ближайшим родственником Борис Федорович Годунов выходит, ее брат единокровный.
Мужа сего вы знаете, ибо он с первого дня стал лучшим слугой государя, помогая ему во всех делах и замыслах, с ним рядом трудился не покладая рук на благо земли нашей, не жалея живота самого для величия православия. Коли своею волей и Божьей милостью изберете вы на царствие раба Божьего Бориса, ближайшего родственника усопшего государя и его верного слугу, то уверены, можете быть, что правление нового государя станет таким же, как и прежнего: мирным, сытным и благополучным. Подумайте, чада мои, желаете вы что-то менять в жизни державы нашей, ныне токмо богатеющей и растущей, али готовы сии достижения порушить?
Совершенно неожиданно для всех, Патриарха поддержал самый авторитетный из бояр Федор Никитич Романов. Он вышел вперед, разгладил бороду и сказал:
– Люди московские! Вместе с вами скорблю я о кончине Государя нашего и моего брата. Но в этот тяжелый для Руси час я хочу сказать, что если Господь сподобил нас избрать себе нового государя, то самый достойный среди нас Борис Федорович Годунов.
Он доказал это своим трудом на благо Отечества, своей мудростью и преданностью Государю. Ему и быть на царстве!
Федор Никитич сделал это не просто так. Во-первых, он показал Годунову, что он ему не соперник, а во-вторых, прекратил возможную склоку среди конкурентов.
Конечно, можно было бы поступить по-другому – просто заявить о своих правах на престол. Федор Никитич был уверен: большинство собравшихся его бы поддержало. Многие ненавидели Годунова, считали его безродным выскочкой, злобным и двуличным человеком, который никогда не забывал обид и не прощал врагов. Федор Никитич тоже не прощал подлости. Последним ударом, подло нанесенным Годуновым семейству Романовых, был местнический5 спор, который
Решение Годунова полностью удовлетворяло амбиции князя Федора Андреевича и ставило его «местами больше» не только Федора Никитича Романова, но и его деда – отца царицы Анастасии Романовны. Этим самым как бы перечеркивалось правительственное значение рода Романовых, основанное на родстве с прежней династией. Сейчас Федор Никитич сделал вид, что зла он не помнит.
Замысел был прост: если высокое собрание откажет Годунову, то царем быть ему, Федору Никитичу Романову.
Поверил ли ему Годунов? Скорее всего, нет. Ему хорошо были известны боярские интриги. Но он тоже решил сыграть в благородство.
На просьбу Патриарха Годунову принять скипетр, Борис ответил:
– Мне никогда и на ум не приходило о царстве; как мне помыслить на такую высоту, на престол такого великого Государя моего, моего пресветлого царя? Теперь бы нам промышлять о том, как устроить праведную и беспорочную душу пресветлого Государя моего, царя Феодора Иоанновича, о государстве же и о земских всяких делах промышлять тебе, государю моему, отцу, святейшему Иову Патриарху, и с тобою боярам.
А если моя работа, где пригодится, то я за святые божие церкви, за одну пядь Московского государства, за все православное христианство и за грудных младенцев рад кровь свою пролить и голову положить.
С этими словами твердой поступью вышел Борис Годунов из патриаршей палаты.
Решение так и не было принято. Патриарх Иов повелел отложить дело до тех пор, пока исполнится сорок дней по Феодоре и пока съедутся в Москву все духовные лица, которые на великих соборах бывают, весь царский синклит всяких чинов, служивые и всякие люди. От каждого города должны были быть по осьми и десяти человек, дабы весь народ решил единодушно, кого должно возвести на престол».
Сам же Патриарх с духовенством, боярами и гражданами московскими крестным ходом отправились в Новодевичий монастырь просить царицу благословить брата на престол, потому что при покойном царе «он же правил и все содержал милосердым своим премудрым правительством по вашему царскому приказу».
17 февраля 1598 года выборные из числа 457 человек собрались к патриарху; между выборными многочисленнее других было духовенство, зависевшее от патриарха и служивые люди, более всего московские, расположенные к Борису.
Собор постановил: «неотложно бить челом государю Борису Федоровичу, а опричь государя Бориса Федоровича на государство никого же не искати».
Двадцать второго февраля Москва разразилась веселым перезвоном колоколов, и Новодевичий монастырь поддержал эту радостную мелодию, еще даже не зная причины праздника. Однако, в районе полудня на дороге из столицы показалась многолюдная процессия. Во главе крестного хода выступал сам православный патриарх Иов.
Хоругви и кресты несли епископы. За спинами священников теснились бояры в шубах и ферязях и простой люд в тулупах и зипунах.
Все они, несмотря на мороз, шли с обнаженными головами.
Миновав ворота монастыря, процессия повернула к келье отрекшейся от престола государыни.
Патриарх со старшими иерархами и несколькими боярами вошли в дом, поднялись наверх.
Брат с сестрой молились, стоя на коленях перед образами, однако патриарх не стал ждать, ударом посоха обратив на себя их внимание: