Рождение мыши
Шрифт:
— А-а! Все они хорошие — один другого лучше, — досадливо ответила Ленка и спросила: — Ну, понравился Семенов?
Нина пожала плечами.
— То, что он говорил о женщинах Шекспира — вот об этих двух типах, — во всяком случае, интересно.
— Да о каком Шекспире? Дурочка, это он о вас с Таисой говорил: «Готова на любые жертвы». Вот та дура опустила уши и ходит за ним, как собачонка. А теперь он за тебя возьмется, и, ох, чувствую, висеть твоему скальпу на его поясе! Чувствую!
Они уже сидели в номере, и Ленка колдовала над чулком.
— Это что еще за скальп? — недовольно спросила Нина, глядя
Ленка сняла чулок, посмотрела, снова натянула его на руку и засмеялась.
— Ниночка, милая, а что ты нахохлилась? Зачем он тебе такой? Перелетная птаха — всем поет, никого не любит — ох и натянет ему жизнь за это нос! Ох и натянет! Нет, ты выйдешь за народного, за изобретателя или за командующего округом. Знаешь, какое авто у тебя будет?
Нина сидела, сцепив руки, и слушала ее.
— Тебе надо свой дом, семью, — журчала Ленка, — а он… черт его разберет — со всеми знаком, со всеми якшается! Ты на друзей его погляди — никакого принципа подбора: студенты, мальчишки, девчонки, старые охотники, какие-то молодые дарования читают ему стихи, сам он, как старая дева, сидит с канарейками да котами — нет, нам такого не надо.
— А кому же это нам, Леночка? — спросила ласково Нина. — Тебе? Ты ведь, кажется, с ним… — и не окончила.
— Что? Что? — сразу ощерилась Ленка. — Что я с ним?
— Да я по твоим же словам… — примирительно начала Нина.
— А знаешь, что я тебе скажу? Ты не ревнуй! Это будет лучше всего, — сухо отрезала Ленка и сняла с вешалки свое пальто. — Идем, проводишь — не ревнуй! Все равно у тебя с ним ничего не получится! Видел он таких, поняла?
*
В этот день она легла спать очень поздно, а проснулась на рассвете внезапно, как от толчка. Вскочила, села и начала прислушиваться.
На дворе за лиловыми стеклами что-то происходило. Плакала и кричала женщина, а в промежутках исступленно говорила: «А я тебе го-во-рю пу-сти! Пу-сти же меня, сволочь!» Нина подошла к окну, и сейчас же во дворе зазвенело стекло, и что-то тяжелое стукнулось о пол, послышался рев и шум падающего тела.
«Боже мой, — подумала она, — это же та тоненькая, и они ее убивают!»
Она накинула халат с цаплями и выскочила в коридор. Возле той самой двери стояло несколько человек, стояла высокая, очень красивая казашка, похожая на южную китаянку или индуску, иссиня-черная, как воронье крыло, в черном шелковом платье и золотых серьгах полумесяцем — очень известная балерина. Она держалась спокойно, прямо, как на параде, попросту смотрела, слушала и ждала. Затем стояла растрепанная, заспанная женщина в буром ватном капотике. При каждом выкрике она качала головой и говорила: «И каждую ночь, и каждую ночь они так — и никакого покоя». Затем старичок-лесовичок; паренек лет восемнадцати; еще кое-кто из жильцов. Все стояли и слушали.
Вдруг женщина там начала плакать:
— Вac… всех… не… на… (всхлип!) ненави-жуу! А-а! А-а!
— Да что же это? — возмутилась Нина. — Ну-ка, пустите, — и стала протискиваться вперед.
В это время дверь, визжа, распахнулась до отказа, и, сшибая стоящих, пулей пролетела растрепанная и растерзанная женщина. Она была вся в крови, кровь стекала с ее ладони, занесенной вверх, кровь блестела на кофточке, пятнала лицо. Это чучело выскочило в коридор, и опомниться никто не успел, как его уже
— Спокойно, спокойно! — сказала она ему, как говорят горячащемуся коню, и похлопала по плечу.
Тогда все заглянули в открытую дверь. Комната была разгромлена. Выбитые окна распахнуты на двор. Пол зеленел осколками стекла, оконного и посудного, стол лежал на боку, а возле валялась скомканная простыня, тоже вся в кровавых пятнах. На кровати сидел и охал бухгалтер. Его слюнявая морда тоже была в крови.
Все это было неправдоподобно, как кадр из кино. Николай стоял в раме двери зелено-бледный, прямой, и кулаки у него были тоже в пятнах. Он тяжело дышал, и глаза его блестели, как у взбешенного кота. Нину, как, впрочем, и всех окружающих, он даже и не видел, а она подошла сбоку, остро поглядела ему в лицо, пожала плечами и пошла в свою комнату.
*
Вдруг в дверь постучали.
— Да? — отозвалась она и сейчас же осеклась — никого она не хотела сейчас видеть.
Вошла та самая красивая казашка и ласково улыбнулась ей.
— Не спите? — спросила она, присаживаясь напротив.
— Какой же это ужас! — воскликнула Нина, глядя на нее. — Что они там с ней делали?
Красавица слегка пожала плечами.
— Да ничего особенного. Просто они были пьяны как свиньи, и она тоже. Вот и все. Милиция составила протокол, — казашка протянула тонкую смуглую руку с золотой змейкой и застегнула Нине верхнюю пуговицу на блузке.
— Но она же вся в крови, — возмутилась Нина, не понимая равнодушного тона. — Они же ее там…
— Да нет, — улыбнулась посетительница. — Просто когда ей пришлось туго, она хотела выпрыгнуть в окно, разбила стекло и порезалась.
— А что от нее хотел Семенов?
Казашка посмотрела на нее и вдруг расхохоталась;
— Господи! Да вы вот что вообразили! Знаете, как было? Мы стояли с ним и болтали. Вдруг слышим крик. Я спрашиваю: «Что такое?», а он говорит: «Одну минуточку» — и прямо в окно, во двор, и оттуда кричит: «А вы идите к двери».
Пока казашка говорила, Нина смотрела ей в лицо, и вдруг такая бурная радость хлынула в сердце, что она бросилась ей на шею.
— Еще совсем, совсем девочка, — сказала казашка, словно сожалея, и погладила ее по голове. — Ведь такое придумать надо. — Она легонько вздохнула. — Ну, идемте, он меня прислал за вами. Мы сидим и пьем чай.
— Так я сейчас оденусь, — обрадовалась Нина.
— Ой, да и так хорошо. Ну, приоденьтесь, приоденьтесь, — ласково разрешила казашка, — да особенно не наряжайтесь. Он тоже во всем дорожном.
— Почему?
— А через час едет зачем-то в горы.
Нина подошла к зеркальному шкафу, отворила дверь и загородилась ею, как ширмой.
— Вы давно с ним знакомы? — застенчиво спросила она оттуда.
— О, мы старинные друзья, — равнодушно ответила балерина. — Курить у вас можно? При нем я не курю. Ну, а вы, кажется, совсем недавние знакомые, да?
— Мы только с сегодня и знакомы, — сказала Нина. — Но он приятель моей подруги, Елены Александровны.
— А-а! — загадочно потянула гостья. — Леночки! Знаю, знаю Леночку! Ну, и какое же он на вас произвел впечатление?